неравенством.
Красноярцы собирали для переселенцев деньги, оказывали врачебную и продовольственную помощь, снабжали земледельческими орудиями. В первый год красноярцы собрали на нужды переселенцев 3656 рублей, что в среднем составляло 99 копеек на каждую душу (Сафронов, с. 42).
Многие крестьяне шли в Сибирь пешком. Измученные дорогой, они вызывали у местного населения чувство жалости. Каждый из безлошадных крестьян мечтал как можно скорее приобрести лошадь и телегу. Те же переселенцы, которые их имели, сталкивались с другой проблемой: как прокормить и сохранить животных, которые из-за огромных расстояний часто не выдерживали таких сверхтяжелых нагрузок. И хотя переселенцам, имевшим проходные свидетельства, выдавались продукты, как правило, их не хватало. К тому же хлеб часто выдавался с плесенью. В 1893 году среди них в Ачинском и Минусинском округах свирепствовала холера (ГАКК, ф. 595, оп. 30, д. 1197, л. 39).
В краевом архиве сохранился очень редкий документ, показывающий наглядно, как государство заботилось о своих подопечных. Это «Расписание количества продуктов для приготовления пищи на одного переселенца в сутки». Чем же он питался? На этот вопрос как раз и дает исчерпывающий ответ любопытный документ. Он показывает, что печеного хлеба в сутки полагался один килограмм, мяса — 200 граммов, крупы ячневой — 50 граммов, муки пшеничной — 50 граммов, соли — 50 граммов. Кроме того, каждый переселенец получал в сутки 4,26 грамма кирпичного чаю, дети до 7 лет получали половинную порцию (ГАКК, ф. 595, оп. 30, д. 1197, л. 202).
Красноярский переселенческий комитет решил облегчить переселенцам и эту проблему, выделив на ее решение 734 рубля 48 копеек (Сафронов, с. 43). И хотя эти деньги не могли решить проблему, но они помогли сотням семей облегчить их пребывание на красноярской земле.
Переселенческий комитет, кроме того, делал все возможное, чтобы снабдить переселенцев одеждой, бельем, но особенно обувью. Порой, чтобы преодолеть расстояние от Томска до Красноярска в 556 верст по дороге, посыпанной щебенкой, часто необходимо было иметь две-три пары лаптей. Многие шли босиком, другие обматывали ноги всевозможными тряпками. Кожаную обувь среди переселенцев имели лишь единицы. Благодаря пожертвованиям красноярцев малоимущие крестьяне могли получить шапки, полушубки, рукавицы, валенки. Часто между переселенческим населением и местными старожилами возникали небольшие конфликты. То из-за покосов, то из-за пастбищ, то из-за ошибок в межевании земельных наделов. С течением времени общественная благотворительность к переселенческому движению стала угасать. Как справедливо отмечал Н. Скалозубов, «вместо того чтобы широко воспользоваться местными силами, оно отстранило общество, обратившись к излюбленному средству — бесконечному увеличению числа чиновников и канцелярий» (Сибирские вопросы. — 1907. — № 14. — С. 14–15).
Действительно, в конце XIX века земельным делом в Енисейской губернии независимо друг от друга и без участия местного населения ведало три ведомства: управление государственными имуществами, переселенческое управление и поземельно-устроительные партии, начавшие свою активную деятельность с 1898 года. Свою непоследнюю роль в этом деле играла и губернская Казенная палата, она «ведала перечислением переселенцев» (Сибирское переселение. — Вып. 2. — Новосибирск, 2006. — С. 184). Однако переселенческое движение столкнулось и с рядом проблем. Дело в том, что крестьяне селений, расположенных по Сибирскому тракту, относились к чужакам очень грубо и недружелюбно. Крестьяне отказывались продавать им молоко, хлеб даже за денежное вознаграждение. Очень часто переселенцы не могли в деревнях найти ни отдыха, ни ночлега, ни убежища. Заболевшие в пути члены партии, в особенности дети, не вызывали у местных крестьян ни жалости, ни сочувствия. Сельские власти не оказывали переселенцам никакого содействия. Найти теплые помещения для кратковременных остановок удавалось далеко не всем (ГАКК, ф. 595, оп. 30, д. 1197, л. 213).
Многие местные крестьяне категорически возражали против переселения из Европейской России в глухие подтаежные районы Енисейской губернии. В своих письмах в местные газеты они предупреждали переселенцев, что сев в этих местах начинается с 10 мая, а в конце сентября уже выпадает снег. Поэтому здесь пшеница — хлеб ненадежный, часто вымерзает. Рожь обычно легкая, нередко с пустым колосом. Овсы, хотя часто лежат, но урожай дают хороший. Почвы здесь тяжелые. Много сеять хлебов нельзя, так как, во-первых, осенью трудно успеть вовремя убрать, потому что пришлых рабочих нет, а машины не могут работать на полеглом хлебе, во-вторых, и пашню расширять не на чем: чистых, свободных от леса мест нет. Но и для небольшого избытка хлеба нет рынков.
Залежную систему скоро придется оставить, но удобрение пашен навозом встречает большие препятствия из-за отдаленности земель от жилья старожилов.
Естественных лугов здесь почти нет, сенокосы по лесам и по старым пашням в основном за 10–25 верст от селений.
Ранее населению давали доход золотопромышленность и зверопромышленность. Сейчас золотопромышленность пала, вместо 20–25 тысяч рабочих теперь трудится не более 3 тысяч человек. На пушнину в связи с заселением края рассчитывать тоже не приходится. Белку и соболя с каждым годом добывать все труднее и труднее. Поэтому пополнить свой бюджет переселенцу в тайге навряд ли удастся.
Если у переселенцев в южных районах Енисейской губернии остается на душу семьи чистый доход в 2 рубля в год, то здесь, на Севере, очевиден дефицит около 6 рублей на душу. Чтобы избежать подобных конфликтов, 26 мая 1898 года правительство издало закон о главных основаниях сибирского поземельного землеустройства, где юридически закреплялись приоритеты местного старожильческого населения на владение землей.
Конец XIX века для сельского хозяйства губернии стал катастрофическим. Неурожаи 1898 и 1899 годов расстроили многие крестьянские хозяйства. Третий неурожай, 1901 года, особенно больно ударил по переселенцам. Крестьянский начальник 2-го участка Минусинского уезда, обеспокоенный создавшейся ситуацией, обратился к енисейскому губернатору. В письме он сообщал: «Вследствие постигшего неурожая минувшего года многие из переселенцев вверенного мне участка находятся в таком бедственном положении, что принуждены были распродать за бесценок свой скот, приобретенный на выданные им ранее ссуды из казны, для приобретения лишь хлеба на продовольствие своих семей. Цены же на хлеб повышаются, а продажа последней лошади и коровы приводят их к совершенному разорению. Нищенство развивается в широких размерах, а с ним вместе учащаются кражи… Прошу Ваше превосходительство не отказать и разрешить мне открыть подписку во вверенном мне участке для сбора пожертвований в пользу самих нуждающихся. Кроме того, из отпущенных на содержание в 1901 году Сорокинского переселенческого продовольственного пункта здесь остается неизрасходованных средств около 200 рублей, то не найдете ли Вы возможным разрешить употребить эти средства на приобретение хлеба» (ГАКК, ф. 595, оп. 30, д. 690, л. 1–2).
Положение оказалось настолько катастрофическим, что правительство вынуждено было ассигновать пострадавшему от неурожая населению губернии 213 тысяч рублей на покупку хлеба и семян (Сибирская жизнь. — 1902. — № 68).
Неурожаи первых лет XX века увеличили недоимки крестьян, и правительство решило с каждого хозяйства списать по 50 рублей долгу. На казенные палаты возлагалась ответственная задача — сделать сибирские губернии бездоимочными (Сибирская жизнь. — 1904. — № 185. — 25 августа).
Однако 1903 год оказался очень урожайным. «Необыкновенный спрос на рабочие руки и высокие цены на молотьбу и уборку хлебов, — писал в своих отчетах губернатор, — дали возможность водворившимся переселенческим семьям заработать себе на хлеб — не только на продовольствие, но и на посев». Переселенцы поправили свои хозяйства. К 1 января 1904 года в 622 запасных хлебных магазинах находилось 320 709 четвертей ярового и озимого хлебов. (Четвертью назывался куль, рогожный мешок, в который вмещалось 9,5 пуда пшеницы.)
6 июня 1904 года император утвердил «Временные правила о добровольном переселении сельских обывателей и мещан-земледельцев». В них указывалось, что казенные палаты по получении от подлежащих крестьянских учреждений документов, удостоверяющих устройство переселенцев на участках, немедленно делают распоряжения о перечислении сих лиц по месту нового водворения (Сибирское переселение. — Вып. 2. — Новосибирск, 2006. — С. 172).
В правилах отмечалось, что ссудой в размере 165 рублей могли воспользоваться только те переселенцы, которые заранее посылали в Сибирь своих уполномоченных (ходоков). Они-то и принимали
