охоте своего первого клешняка и желавший убить второго, ибо глупых хищников, не видящих разницы между травоядной дичью и человеком, следует уничтожать по мере сил. Тогда Хильда еще была жива, и сын говорил ей: «Да что ты, мама, это совсем не опасно, если только клешняк не сядет тебе на пятки, но я же не лихач, ты знаешь. Я буду очень осторожен, обещаю…»
Антиграв сына почему-то не сработал. Быть может, аккумулятор был с утечкой и разрядился во время выслеживания добычи. Быть может, окислился контакт в кнопке. А может быть, — Бранду не хотелось об этом думать, — Эрик испугался до потери самообладания и забыл, что надо делать? Или он упал на бегу, споткнувшись о травяную лиану, или его нога попала в нору роющего животного? Теперь уже никогда не узнать, как все случилось. Но зверь настиг его.
Осталось немногое — то, что клешняк бросил, набив брюхо, да еще покореженный, явно побывавший в клешне антиграв, раздавленный детектор живой массы и плазменник, из которого так и не было выпущено ни одного заряда.
Потом люди устроили несколько больших облав, в первую очередь, здесь, на нагорье. Было убито свыше сотни клешняков и еще больше других плотоядных существ, опасных и не очень. Падальщики пировали. В общем-то облава оказалась бесполезным делом: на недолгое время вылазки зверья стали редкостью. Однако очень скоро все возобновилось, будто облавы и не было. Люди дали выход ярости, и только.
Честно говоря, и охотиться было совершенно незачем, если не считать того, что это занятие убивало время. Бранд многократно приводил себе доводы против охоты: за тридцать шесть лет жизни на этой планете белковый синтезатор не забарахлил ни разу; большинство местных зверей все равно несъедобно, а немногие съедобные гадки на вкус; охота бывает небезопасна; в уничтожении травоядных нет смысла, а отстрел хищников, нападающих на человека, не приводит к сколько-нибудь заметному уменьшению их численности. Сколько Бранд себя помнил, он не уставал удивляться огромному запасу устойчивости местной экосистемы.
Но тогда, после облавы, Бранду отчего-то казалось, что среди разлагающихся туш мертвых хищников нет того единственного, с кем он мечтал свести счеты…
Быть может, этот?
Бранд завершал виток петли. И в это время высоко в синем небе, находившемся сейчас далеко под ногами, произошло нечто, отвлекшее на мгновение его внимание. Видимо, поэтому выстрел, отчасти погасивший скорость падения, оказался не слишком точен. Пораженный в спину близ крестца клешняк исторг хриплый вой и завертелся на месте. Он был ранен, и, вероятно, ранен смертельно; можно было просто подождать, пока он сдохнет, но Бранд, держась подальше от страшных клешней и убийственных размахов хвоста, поспешил послать в рану еще один заряд.
Тратить на одного зверя два заряда среди охотников всегда считалось дурным тоном и могло вызвать иронические усмешки. Сейчас Бранду было на это наплевать.
Опрокинутый на бок зверь еще издыхал, однако Бранд уже напрочь перестал им интересоваться. В небе разворачивалось феерическое зрелище.
Над планетой всегда сияли две луны, они были видны и днем. Одна — большая и круглая, другая — угловатый обломок на сильно вытянутой орбите, бродяга-астероид, миллионы лет назад плененный притяжением планеты. Орбиты лун не пересекались. В перигелии бывший астероид достигал в видимом поперечнике половины диаметра главной луны — в афелии он сжимался в горошину, не всегда различимую глазом в яркий день. Но сегодняшний день был неярким, и солнце светило оранжевым, а не белым.
Помимо двух лун, на дневном небе всегда можно было заметить не меньше десятка ярких звезд скопления Ориона — «родильного дома» горячих гигантов, — а по ночам в небесах ярко пылали облака Большой Туманности, подсвеченные тысячами и тысячами звездных огней. Планета не знала настоящих темных ночей.
Колыбель молодых звезд — последнее место, где разум (гуманоидный или нет — все равно) подсказал бы его обладателям поискать землеподобные планеты. И тем не менее одна такая планета была — планета у звезды, не родившейся здесь, а забредшей в Большую Туманность по воле случая.
Лучшее убежище находится не там, где не найдут, сколько бы ни искали, а там, где не станут искать.
Бранд смотрел в небо. Радужная воронка открылась там, где только что сияло пятнышко меньшей из лун. Уже тридцать шесть лет Бранд не видел этого зрелища, но даже тот, кто родился здесь и не видел его никогда, не мог ошибиться: в ближнем космосе открывался гиперпространственный канал. Кто-то извне пробивал путь к планете.
Затем в небе вспыхнуло, и Бранд понял, что планета лишилась меньшей луны. Бывший астероид втянуло в жерло, словно пылинку, — канал был инверсным и алчно засасывал материю, чтобы выбросить ее неведомо где. Тем, кто его пробил, придется потратить бездну энергии, чтобы туннелировать оттуда сюда, — но вряд ли это их остановит. Канал просто чудовищный, глотает целые планетоиды… Бранд не знал, умели ли люди в пик своего могущества пробивать каналы, способные пропустить разом не один корабль, а целую эскадру. Или корабль-громадину, каких раньше не строили, чудовище размером с астероид… Вряд ли.
— Все-таки нашли, — сказал Бранд. Затем сложно и скверно выругался.
2
— Мирмикантропы? — спросил Ираклий сиплым шепотом. — Ты уверен?
— А кто еще? — зло ответил Бранд. — Люди?
— Ты знаешь, что я допускаю…
— Мы с тобой уже говорили об этом, — перебил Бранд. — Говорили много раз. В качестве последнего оплота Крепость существовала не один десяток лет. Кто уцелел — перебирались туда, к нам. Крайне маловероятно, чтобы где-то в галактике затерялась еще одна планета, населенная людьми. Тем более невероятно, что мирмикантропы до сих пор ее не обнаружили. Ни один человек в здравом уме в это не поверит. Жаль, но чудес не бывает.
— Я не о том, — проговорил Ираклий. — Теоретически возможно, что покинуть Крепость успели не только мы…
— Опять ты за свое? — вздохнул Бранд. — Забыл, как дело было? А я, представь себе, помню. И как эти гады шутя сбивали наши корабли на взлете — помню!
— Кривой Джозеф раньше нас успел увести свой корабль от планеты… — гнул свое Ираклий.
— Потому-то мы и смогли оторваться, что мирмикантропы погнались за Джозефом! Как ты думаешь, много шансов он имел со своими пассажирами удрать от погони? Ни одного!
На том конце линии связи старейшина колонии тяжело вздохнул.
— Быть может, ты и прав… Только не будем раньше времени предполагать худшее, хорошо?
— Раньше времени — не будем, — согласился Бранд. — Но пока не станет ясно, кто заявился к нам в гости, наружу никому не высовываться. И меры предосторожности…
— Это ясно, — перебил Ираклий.
— Свирепые меры!
На том конце линии Ираклий снова вздохнул:
— А какие же еще…
— Связь только в экстренных случаях. В экстренных! И только через спутник.
— Дураку понятно…
— Дураку, может, и понятно, а некоторым — нет. Предупреди. Я видел, ты видел, а кто-то, возможно, сегодня вообще не глядел в небо.
— Предупрежу сейчас же.
— Тогда пока.
Бранд дал отбой. Он тяжело дышал: после стремительного бега-полета к Дому, сожравшего, между прочим, весь энергоресурс антиграва, легкие жгло огнем и мучительно кололо под сердцем. Успел…
