сменились искренним, веселым смехом.
— Коро! Коро![16]
Вдруг мальчик показал на море и крикнул:
— Кыгитэ! Ивинильыт![17]
Першину пришлось долго вглядываться, чтобы заметить в сливающихся с сумерками торосах двух охотников.
Ребятишки схватили санки и побежали к ярангам.
Першин побрел сзади, радуясь маленькой победе: ему казалось, что он установил вполне дружеские отношения со своими будущими учениками.
13
Першин с Олонкиным помогали Сундбеку мастерить стол и табуретку. Норвежец оказался настоящим умельцем: обе вещи получились красивые и добротные.
— Приближается Новый год, — сказал он. — Существует ли у русских обычай устраивать для детей елку?
— У русских-то он существует, — ответил Першин, — но вот не уверен, есть ли он у чукчей. Мне пока неизвестен их годовой календарь.
— Рано или поздно им придется знакомиться с общепринятой системой летосчисления, — сказал Сундбек. — Поэтому хорошо бы им устроить елку.
— А кто будет Дедом Морозом? — улыбнулся Першин.
— Дед найдется, а вот с елкой придется повозиться, — задумчиво произнес Сундбек.
Мысль о новогодней елке для детей становища очень понравилась Амундсену.
Притащив стол и стул и поставив их в чоттагине возле меховой занавеси своего полога, Першин сообщил Каляне:
— Скоро придет Новый год…
— Откуда? — спросила Каляна.
— Ниоткуда. Он придет просто так. Наступит, как наступают весна, осень, зима, лето… Разве вы не различаете приход нового года, нового времени?
— Мы различаем два главных времени — время света и время тьмы. Время света начинается еще зимой, когда стоят морозы и дуют пурги, но солнце уже показывается над горизонтом, продолжается оно до нового снега. Это длинное время, а короткое — это когда нет солнца и наступает время тьмы, полярных сияний, лунного света и звезд…
— Ну вот, — сказал Перщин, — на этот раз мы вместе встретим тысяча девятьсот двадцатый год.
— Это сколько же двадцаток? — удивилась Каляна, которая как и ее земляки, считала двадцатками.
В чукотском числительном «кликкин» содержится корень «клик», означающий мужество, мужчину. Общее число пальцев на руках и ногах у него равняется как раз двадцати. Каляна не чувствовала в этом никакой несправедливости, такой уж счет повелся испокон веков, хотя по числу пальцей женщина нисколько не уступала мужчине.
— Это больше, чем все жители нашего становища, даже если к ним прибавить всех норвежцев с корабля и жителей окрестных селёний, — произнес Першин.
— Кыкэ вай! — всплеснула руками Каляна: — Зачем нам столько лет?
— Так сосчитали, — туманно ответил Першин, опасаясь, что Каляна спросит, откуда идет отсчет. Тогда придется забираться в дебри христианского летосчисления.
Но Каляна неожиданно легко согласилась:
— Раз так сосчитали, значит, так и есть.
Было как раз время дневной трапезы.
Обед был нехитрый — оленье мясо, толченая нерпичья печенка со свежим тюленьим жиром и чай. Это была здоровая и, наверное, питательная еда, потому что Першин не чувствовал себя голодным.
Уже привыкшая к чужому Айнана ела вместе со всеми, и со стороны казалось, что обедает обычная чукотская семья.
— Тебе нравится жить с нами? — спросила Каляна. По просьбе Першина она занимала его чукотским разговором для практики.
— Мне очень нравится.
— А в пологе тебе хорошо?
— Хорошо. Только утром, когда гаснет жирник, холодно…
— Жирник надо за ночь несколько раз поправлять, — сказала Каляна. — Но это женская работа.
Научи меня, — попросил Першин.
— Этого тебе делать нельзя! — строго ответила Каляна и объяснила: — В яранге есть предметы, до которых не должна дотрагиваться мужская рука. Точно так же есть мужские вещи, которых не должна Касаться женская рука. Это великий грех! Ты можешь потерять охотничью удачу и даже мужскую силу.
— Ну, значит, буду мерзнуть, — с улыбкой сказал Першин.
— Если хочешь, я могу спать с тобой в пологе, — простым, будничным голосом предложила Каляна. — Я ведь не жена Каготу он меня никогда не трогал как женщину.
От неожиданности Першин поперхнулся чаем.
— Да нет, — торопливо забормотал он. — Мне совсем не плохо одному, мне даже нравится, когда прохладно.
— Я все ждала, когда Кагот до меня дотронется, — продолжала Каляна, — но, видно, у него другое на уме, А скорее всего он не может забыть свою жену… Первое время и я не могла себе представить, как это могу быть без Ранаутагина, с другим. Он приходил во сне, касался меня и даже иногда звал голосом. Потом все реже и реже. Особенно после появления Кагота. Подумал, наверное, что раз в яранге появился другой мужчина, то он может больше не напоминать о себе…
Каляна говорила с такой грустью в голосе, что Першин не знал, как ее утешить. Погладить по голове? Но как она поймет его жест?…
— Я надеюсь, что придет время и Кагот заметит тебя.
— Я перестала надеяться, — тихо проговорила Каляна.
В тот вечер Кагот почувствовал перемену в отношениях между Першиным и Каляной. И он удивился, когда русский сказал:
— Я тоже буду ходить на охоту. Не могу же я все время сидеть в яранге с женщинами и детьми.
— Хорошо, — ответил Кагот. — Каляна, приготовь одёжду.
Охотничья одежда принадлежала погибшему Ранаутагину.
Кагот нашел старый, но вполне еще пригодный винчестер, почистил его, размотал и размял длинный ремень, приготовил два посоха — один с острым наконечником, а другой с крючком. Снегоступы потребовали небольшой починки. Кагот заставил Першина несколько раз надеть, быстро снять их и, чтобы привыкнуть, походить в них вокруг яранги по снегу.
Утром следующего дня Кагот рано разбудил Першкна. Русский быстро выскользнул из своего остывшего за ночь полога. Торбаса, кухлянка, меховые штаны — все пришлось ему впору, словно на него было сшито. Каляна в это утро была особенно печальна: она вспоминала, как собирала на охоту молодого мужа. Позавтракали сытно, но неплотно, чтобы пища не отягощала желудок.
По протоптанной тропе, ведущей мимо «Мод», спустились в торосы.
Кагот шел впереди, выбирая путь поровнее, чтобы дать возможность Першину приспособиться к неровной ледовой дороге. Сам он мысленно уже вроде бы достиг открытого водного пространства. Там, в густой студеной воде, виделось ему, медленно плыли нерпы с огромными блестящими, будто смазанными жиром черными глазами.
Кагот как бы подчинился течению жизни и вверил себя я свою судьбу обстоятельствам. Он снова
