Но не успели они покончить с ужином, как вахтенный крикнул в раскрытую дверь кают-компании:
— К нам идут гости!
По едва обозначившемуся следу, протоптанному на свежем снегу, к «Мод» медленно тянулась цепочка людей. Они шли, осторожно ступая по молодому льду. Первым шагал Амтын. За ним следовал Кагот, а позади тянулись три женщины в меховых комбинезонах, с непокрытыми головами. Очевидно, мороз в пятнадцать градусов был для них недостаточно суров.
Амтын еще издали произнес приветственные слова и ловко вскарабкался на борт. За ним последовали остальные.
— Мы пришли торговать, — заявил через Кагота Амтын и сделал знак женщинам.
Женщины принялись развязывать туго набитые, довольно вместительные кожаные мешки.
На палубе было ветрено: зимний навес над ней еще не был готов, — и поэтому Амундсен пригласил всех в кают-компанию.
На европейский взгляд казалось, что все туземцы — да еще одетые в одинаковые меховые одежды — на одно лицо. Однако Амундсен среди женщин сразу узнал жену хозяина, миловидную, смущающуюся Чейвынэ. Вторая женщина была постарше. Третьей пришла совсем молоденькая девушка, по-своему очень красивая.
Пока гостей обносили наскоро приготовленным сладким чаем с сухарями, они с нескрываемым интересом осматривались вокруг и о чем-то приглушенно переговаривались.
— Мы пришли торговать, — снова объявил Амтын. Он явно торопился.
Сегодня в становище пришли из Энурмина две упряжки с дальними родичами. Те увидели корабль и решили тоже попытать счастья: отправились обратно за пушниной. Их приезд заставил Амтына принять окончательное решение: надо выторговать у тангитанов все что только возможно, пока не заявились другие, жаждущие выменять пушнину на необходимые товары.
— Господин Амтын! — медленно сказал Амундсен, давай возможность Каготу переводить. — Наше судно не торговый корабль. И я хочу, чтобы вы это знали. Наше главное дело — исследовать берега, определить морские глубины, течения…
Кагот всматривался в лицо Амундсена, пытаясь понять, что это за человек. Может ли быть такое, чтобы кто-то из тангитанов безо всякой корысти плавал вдоль берегов Чукотки, лишь для удовлетворения своей любознательности? Лицо у норвежца было резкое, холодное, глаза проницательные, почти все время прищуренные. В отлиличие от других тангитанов, с которыми Каготу доводилось встречаться, он вчера вошел в ярангу с таким видом, словно ему не впервые бывать в подобном жилище, не воротил нос от непривычного запаха, ел, как заправский луоравэтльан[11], с помощью ножа. А может, и верно, что он послан какими-то далекими властями, чтобы для них разузнать пути-дороги через ледовые моря? Кагот силился вспомнить то, о чем ему говорили на «Белинде», — о шарообразности Земли, и пытался представить себе, с какой стороны приплыла «Мод». Судя по всему, это совсем иная сторона, не та, с которой сюда приходили американские шхуны. Русские обычно плыли со стороны Анадыря и Камчатки и из дальнего селения, которое называлось Владивосток. И все русские торговцы были из тех мест.
Амтын терпеливо выслушал Амундсена, но еще раз настойчиво сказал:
— И все-таки мы пришла торговать.
Он сделал знак женщинам, чтобы те развязала мешки, и высыпал на линолеум кают-компании шкурки горностаев, песцов, лис и несколько пыжиков.
Амундсен немного растерялся, но, взяв себя в руки, довольно настойчиво произнес:
— Извините меня, господин Амтын, но я не могу с вами вступать в торговые отношения. Поймите меня правильно: во-первых, у меня нет на это никакого права, во-вторых, я даже не знаю, сколько все это стоит.
Кагот не понимал, почему норвежец отказывается, но добросовестно переводил каждое его слово Амтыну.
— Мы нуждаемся в чае, табаке, патронах для винчестеров, тканях для камлеек, — сказал Амтын. — Но если вы не хотите торговать, то прошу принять все это в подарок.
Он взял охапку пушнины и бросил ее к ногам Амундсена.
— И такой подарок принять не могу, — продолжал сопротивляться странный тангитан.
Амтын посмотрел на него умоляюще и, помотав головой, решительно сказал:
— Все равно мы это обратно не возьмем! Раз я сказал, что это подарок, значит, вы должны его принять! Иначе вы нас кровно обидите!
— Послушайте, господин Амтыи, — с улыбкой заговорил Амундсен, — если вам нужны какие-то продукты и патроны, то у вас есть возможность получить все это другим способом…
Амтын насторожился.
— Что он имеет в виду? — спросил он Кагота.
— Мы очень нуждаемся в корме для собак, — объяснил Амундсен. — Его нам нужно много, так как у нас около шести десятков собак. Далее: мы собираемся отправить несколько санных экспедиций. Для них потребуется не только собачий корм, но и теплая одежда. Так что вашим женщинам будет довольно работы. А за собачий корм и за меховую одежду мы будем вам платить продуктами, которые имеются в наших запасах.
Амтын внимательно выслушал Амундсена и сказал в ответ?
— У нас заготовлено достаточно копальхена. Это хороший корм. Наши женщины искусны в шитье. Мы вам поможем всем, что у нас есть… Но вот это, — он тронул носком торбаса кучу меха, — подарок. Я все сказал.
Пришлось Амундсену пушнину взять. Но в ответ он щедро одарил гостей мукой, чаем, сахаром, табаком, нитками, отрезами цветного ситца для женщин и в довершение всего преподнес ящик патронов для винчестеров.
4
За мысом Еппын тянулась погребенная подо льдом и снегом узкая галечная коса, где по осени вылегали моржи. После забоя часть добычи закатали в кымгыты — рулоны из цельного куска моржа вместе с кожей, слоем жира и мяса. Это и был копальхен. Кымгыты складывались в неглубокие земляные ямы и прекрасно сохранялись до следующей зимы. В зимнее время они одинаково служили пищей и собакам и людям.
У Кагота там была небольшая доля. Собаки после долгого летнего безделья резво бежали по свежевыпавшему снегу, радуясь новой зиме и встречному холодному ветру.
Кагот ехал след в след за нартой Амтьша и мысленно высчитывал, сколько надо взять копальхена для приезжих, чтобы осталось и для себя и для своих собак.
Добравшись до хранилища, Амтын притормозил нарту и свалил ее на бок, чтобы собаки не убежали. Подошел к Каготу и уселся с ним рядом.
— Хорошо бы сделать так, чтобы народ сюда не ехал — осторожно сказал Амтын, набивая трубку мягким, похожим на осеннюю траву табаком.
— Это не в моих силах, — ответил Кагот. — Да и как можно запретить?
— Пусть бы ехали своей дорогой, — сердито и озабоченно произнес Амтын. — Не останавливались здесь.
Кагот не думал, что Амтын так охоч до тангитанского добра. А может, это оттого, что в это крохотное становище не заворачивали даже самые захудалые торговые корабли? Должно быть, глянув на едва различимые три яранги, думали: ну чем можно поживиться на этом пустынном берегу? И чай и табак в становище Амтына доставали через своих же, кому удалось выменять заморский товар. С установлением нартового пути, по первой зимней дороге, в сторону Колымы проезжали кавралины — чукчи, занимающиеся меновой торговлей среди своих же сородичей. Они брали то же, что и белые торговцы: пушнину, моржовые
