Самый последний биллиардист загонит такой шар в лузу своим кием.
Мячик катится. И прокатывается мимо лунки, удаляется на десять дюймов, на пятнадцать…
Я краснею, рука дрожит, крик сойки похож на издевательство над моей неловкостью.
Мой кэдди с трудом удерживается от ухмылки. У меня горят ладони от желания влепить ему пару пощечин.
Я сдерживаюсь и снова прицеливаюсь.
Мячик буквально перепрыгивает лунку.
Я отказываюсь.
Весьма возможно, что меня будут в этом упрекать, но я готов крикнуть, что мне наплевать, архинаплевать.
К черту!.. А ведь такие выражения редко слетают с моих уст.
Бутсу, мой противник в игре, рвет на клочки мою карточку, поворачивается и уходит.
Плечи его подрагивают.
Он смеется надо мной…
Я — неплохой игрок; посмотрите в справочники последних лет и вы убедитесь в этом.
А вот имени Боба Бутсу вы там не отыщете.
Он — мазила, он — стыд нашего древнего клуба, но его дед, Сэмюель Бутсу, знаменитый «Эль Бутсу» был одним из его учредителей. И когда Боб Бутсу появляется на поле, я начинаю играть отвратительно, а он…
Так вот! Когда он играет со мной, он оканчивает партию свеликолепным результатом, иногда достойным для квалификации в чемпионате.
Я мог бы избегать его, избавляться от его присутствия.
Ну нет! Он чует меня, как стервятник агонизирующую добычу.
Стоит моему «ягуару» замереть у террасы бара, как я слышу клаксон его «бентли», и он через минуту останавливается рядом с моей машиной.
Бутсу коротко приветствует меня. Он не протягивает мне руки; уже давно мы не обмениваемся традиционным рукопожатием.
Я исподтишка наблюдаю за ним. Его нельзя назвать уродом, но лицо его трудно вспомнить, настолько оно серо и безлико. У него бегающий взгляд, влажный и кривой рот; он говорит мало, а если говорит, то, чтобы ничего не сказать.
И это тусклое ничтожество выводит меня из себя, раздражает, зарождает во мне неопределенное чувство, которое я иногда считаю страхом.
Я никому ничего не говорил и никогда бы этого не сделал, не вернись в Гольф-клуб старый доктор Фенн.
Фенн долгие годы был отличным игроком, но ему пришлось отказаться от гольфа после несчастного случая в лаборатории, стоившего ему трех пальцев на левой руке.
Случайно оказавшись по соседству с клубом, он нанес визит вежливости, и тот же случай сделал его свидетелем одной из моих необъяснимых неловкостей.
Я увидел его в баре, он знаком подозвал меня.
— Что не ладится, юный Гарри Стивен? — спросил он.
Старику Фенну трудно солгать, когда он останавливает на вас свои серые глаза, острые, как кинжал.
— Ничего, док!.. и все же. Но мне лучше рассказать все у вас в кабинете…
— Так я и думал, — резко ответил он.
Я ничего не скрыл от него.
Он дал мне выговориться, и по ходу рассказа лицо его становилось все серьезнее и серьезнее, оно даже потемнело.
— Покажите ваши ключи! — вдруг сказал он.
— Мои ключи?
— Конечно! Мне кажется мои слова абсолютно ясны…
Я протянул ему ключи.
— Хм, блестят, как серебро. Я так и думал, но это еще ничего не доказывает. У вас есть свободный час?.. Да?.. Я должен позвонить в лабораторию…
Час прошел приятно. Фенн вспоминал интересные случаи из своего прошлого — прошлого гольфиста, и я почти забыл о цели своего визита к нему в кабинет.
Наконец, появился доктор Басс.
— Мой ассистент из лаборатории радиологии, — представил его Фенн.
Доктор Басс поставил на стол ящик, обтянутый кожей, и открыл панель с циферблатами.
— Счетчик Гейгера последней модификации, — сказал Фенн.
— Подойдите, Гарри…
Я повиновался. Глаза Фенна и его ассистента впились в циферблаты.
— Ничего, — пробормотал Фенн, в голосе его чувствовалось облегчение.
— Быть может, он плохо ориентирован, — заметил доктор Басе.
— Возможно, — согласился Фенн. — Северный магнитный полюс иногда влияет на опыт. Протяните левую руку, Гарри… в этом направлении и…
Басс вдруг воскликнул:.— Вот это да!
Я бросил взгляд на циферблат, к которому были прикованы его глаза — стрелка колебалась и поднималась к верхней цифре.
— Смотрите на лампочку! — завопил Фенн.
Второй циферблат налился слабым красным светом.
— Не остается никаких сомнений, — пробормотал Басе, глядя на меня, как на редкое животное.
— Ну и ну! Дорогуша… — едва вымолвил старик Фенн.
— Что это значит? — спросил я.
— Дружок… вы радиоактивны, — ответил старец.
— Быть может, он лечился с помощью радия? — предположил Басе.
— Я даже не пользовался йодом! — со смехом возразил я.
— Вы будете опасным элементом в соседстве с атомной бомбой, Гарри, — прервал меня Фенн. — Но мы еще не дошли до этого. Оставайтесь на обед, и мы побеседуем.
— Я объясняю тайну, а тайна безусловно есть, ибо в присутствии Бутсу вас охватывают странные ощущения, следующим образом, — начал старый ученый. — Вы заряжены некой природной энергией, у которой много общего с радиоактивностью. Но не считайте себя богом, ибо сегодня биологами доказано, что многие так называемые низшие существа также обладают ею.
Бутсу — позвольте мне такое сравнение — играет роль анода там, где вы служите катодом, а вернее он — реципиент. Он принимает, скорее всего не подозревая об этом, волны, которые вы излучаете и пользуется этим.
— Чтобы обыграть меня в гольф или поставить в столь унизительное положение, что я становлюсь посмешищем, — воскликнул я.
— Можно объяснить и так, но не спешите его обвинять. То, что действует в нем не относится ни к его личности, ни к его воле, здесь проявляется подсознание.
— Как это может быть?
Фенн огорченно махнул рукой.
— Если бы мы знали, как работает подсознание, мы были бы богами. Я могу только предположить, что в гольфе Бутсу, известный мазила, берет взаймы ваше знание игрока высокого класса…
— Иначе говоря, кража личности? — возмутился я.
— Есть психиатры, которые осмеливаются говорить о краже душ, — прошептал Фенн, — но я не стал
