– Да, нет, не очень.
Он повернулся и улыбнулся ей, застенчиво и многозначительно одновременно.
– Я использовал поездку к тете Хестер как предлог убраться из Миссури, – он прислонился к трюмо, пальцами перебирая зубья ее расчески, и продолжил:
– Видишь ли, когда я был мальчиком, каждый раз, когда произносилось имя тети Хестер, меня выгоняли из комнаты и все начинали разговаривать шепотом. Я хотел узнать, какой такой большой и страшный секрет связан с ней. Однажды мама получила от нее письмо из Орегона. Мама выбросила письмо, даже не читая его. А я вытащил его из мусорного ведра и уволок к себе в комнату. В нем тетя Хестер писала своей семье, что она вышла замуж за Бартоломью. Я думаю, что она надеялась на то, что такой удачный брак позволит ей получить прощение за что-то ужасное, что она сделала. Она много писала в своем письме о том, как прекрасно в Орегоне. В Миссури тоже много деревьев. Но, судя по письму, орегонские деревья казались ей особенно высокими и толстыми.
Причард положил на место расческу и экспрессивным жестом показал, какими толстыми бывают деревья.
– Родники здесь чище, горы выше, а небо синее. Здесь больше оленей, медведей. Здесь все лучше. Можно было подумать, что это и есть земной рай, – он сел на кровать Эри, не прерывая свой рассказ. Эри тоже села. Она прислонилась к балкам кровати и спрятала свои босые ноги под одеялом. А Причард продолжил:
– А дядя Барт, она так писала о нем! Он такой сильный. Он делал на ферме всю работу сам, а еще и ухаживал за родителями. Тетя Хестер считала его самым добрым и душевным человеком из тех, кого она встречала в своей жизни, – он пожал плечами. – По крайней мере, она хотела, чтобы семья представляла его таким. Меня она точно в этом убедила. Ты знаешь, что когда он был моложе, а мама его еще была здорова, они вдвоем с зятем целое лето валили лес в Бенде?
Эри покачала головой и наклонилась вперед, ловя каждое слово. Причард тоже подвинулся к ней. В комнате было прохладно, и она автоматически набросила покрывало и на его ноги.
– Лесорубы проводили соревнования, чтобы посмотреть, кто быстрее срубит дерево, залезет быстрее всех по стволу на самый верх, дальше всех метнет топор, ну и так далее, – Причард улыбнулся. – Дяде Барту было всего четырнадцать, когда он посрамил взрослых лесорубов. Они все работали с лесом годами, а он побеждал их раз за разом.
– Причард, – засмеялась Эри, – а тебе не кажется, что тетя Хестер слегка преувеличивала?
– Может быть, но тогда мне казалось, что он лучше самого Пола Баньена[16]. Мне кажется, что я приехал сюда лишь для того, чтобы познакомиться с дядей Бартом, в надежде когда-нибудь стать хоть немного похожим на него. Искренность в его голосе тронула Эри. Даже не размышляя, она положила руку ему на плечо.
– Тебе не нужно быть похожим на дядю Барта. У тебя есть свои собственные достоинства.
– Ты правда так считаешь? – Причард взял ее руку, глядя ей в глаза. Его взгляд был полон тоски.
– Конечно. Да ты… – она отчаянно пыталась сказать ему какой-то искренний комплемент. – Ты был таким добрым и чутким со мной. Ты тоже сильный и, я уверена, лучше него играешь в стикбол.
– Бейсбол, – мрачно поправил он.
Видя Причарда таким грустным, она вдруг почувствовала себя ужасно виноватой. Это она не захотела стать его настоящей женой. Он женился на ней, рассчитывая получить все, что ему положено, а она…
Ужасная мысль вдруг мелькнула у нее в мозгу – она, может, и не так грубо и безжалостно, сделала с Причардом то же, что Хестер сделала с Бартоломью. Она отказалась пустить мужа в постель на следующий день после свадьбы.
Стыд захлестнул ее, как океан захлестывает лодку.
Причард сжал ее руку, пытаясь привлечь внимание.
– Что с тобой? Тебе плохо?
Очень плохо. Очень, очень плохо. Как она могла так поступить с ним? Его единственной виной было то, что он не Бартоломью. Она даже не дала ему возможности показать, какой же он, каким он может быть. Глядя на него, глаза в глаза, она почувствовала что вина, печаль, ужас волной захлестнули ее.
– О Причард, я…
Они сидели так близко, их плечи почти касались друг друга. Она смотрела на него снизу вверх своими прекрасными глазами, полными понимания, и, как ему показалось, страсти. Внезапно тело Причарда напряглось. Ее аромат, сладкий и чистый, щекотал его ноздри. Темные пятна – ее соски – просвечивались через тонкую ткань комбинации. Соски, которые он не видел, к которым не прикасался, которые не пробовал на вкус. Соски его жены.
Страха и неопытности, сыгравших с ним злую шутку в свадебную ночь, уже не было. Теперь он знал, как нужно целоваться, чтобы достичь высшей степени возбуждения. Он знал, как нужно раздвигать ее губы языком, и знал, что нужно делать дальше. Ему вдруг захотелось проделать это все с ней. Отчаянно захотелось. С Эри. Со своей женой. Наклонив голову, Причард губами нашел губы Эри, удивленной его действиями и нежностью. Она даже не пыталась отстраниться. Он еще сильнее целовал ее. Его язык нежно ласкал ее рот и губы. Так, как Бартоломью делал это столько раз.
Эри закрыла глаза, позволив себе утонуть в прекрасных воспоминаниях, спрятанных в глубинах сердца, но не забытых. Желание вспыхнуло в ней. Язык опять скользнул между ее губ. В тот же момент она почувствовала его руку на груди. Он застонал. Аромат был другой. Тон мужского стона был другой. Прикосновение к груди было другое. Эри открыла глаза и отдернула голову. На мгновение они просто смотрели друг на друга, а их тела требовали продолжения.
Затем Причард соскочил с кровати и прыгнул к двери.
– Я… я не знаю, что нашло на меня, Эри… Пожалуйста, я не хотел нарушать нашего договора. Прости меня.
Он выскочил в зал, не закрыв за собой дверь. Оставшись одна в кровати, Эри слышала, как щелкнула
