вместо того чтобы уделить внимание самому чувству. И пусть это сравнение говорит не в пользу нашего любимого автора, мы не можем не противопоставить вышеприведенных стихов стихам Флетчера на ту же тему.
Читатель отметит, что в этих стихах на первый план выступают чувства человека, приверженного меланхолии, или, вернее, сама эта бледная страсть; что во время чтения мы думаем о печальном страннике и проникаемся его настроением и что «густая роща, где ручей», подобно пейзажному фону портрета, остается на заднем плане. В стихах миссис Радклиф дело обстоит иначе. Хорошо описаны сопровождающие меланхолию второстепенные детали, но наше внимание настолько сосредоточивается на них, что мы едва ли отдаем должное самому чувству. Грусть не является здесь порождением нашего ума, она — следствие печальной обстановки, перед нами представшей. Нечто подобное можно наблюдать и в романах миссис Радклиф: наше любопытство слишком приковано к развитию сюжета, чтобы позволить нашим чувствам сосредоточиться на злоключениях героя или героини. Мы не склонны уделять серьезное внимание личности героев; веря, что автор поможет им выбраться из трудной ситуации, мы больше увлечены развитием событий, чем чувствами и судьбой тех, с кем они происходят.
Однако не следует прощаться с любимым автором словами неодобрения. Быть может, верно, что миссис Радклиф блуждает по стране фей, а не ступает по земле, что она не сильна в изображении страстей людских, неспособна заглянуть в тайники человеческого сердца, не демонстрирует знания жизни и нравов и этим уступает своим собратьям по перу. Но она стала зачинательницей литературного направления, которое затрагивает мощные и общие для всех пружины читательского интереса: дремлющий в нас ужас перед сверхъестественным и любопытство к скрытому и таинственному; и если на этом пути к ней кто-либо приблизился (в чем мы сомневаемся), то, во всяком случае, не только не превзошел, но даже не достиг ее уровня.
Мы слышали намек (как полагаем, из надежного источника), что вскоре должно, вероятно, выйти из печати не публиковавшееся при жизни автора творение миссис Радклиф. Когда бы оно ни появилось и что бы в себе ни заключало, публикация его станет незаурядным событием для читающей публики.
«Итальянец, или Тайна одной исповеди»
В 1764 году двое путешественников, англичанин и итальянец, осматривая окрестности Неаполя, остановились перед старинной церквушкой Санта-Мария-дель-Пианто, принадлежавшей монастырю ордена Кающихся Грешников. Время не пощадило ее, но портик все еще поражал своей благородной красотой, что вызвало желание у путешественников осмотреть церковь изнутри. Когда они поднялись по мраморным ступеням, их внимание внезапно привлекла одинокая фигура монаха, который, сцепив руки на впалой груди, быстро ходил взад и вперед меж колонн. Он был настолько погружен в свои раздумья, что не сразу заметил посторонних. Однако, услышав за спиной шаги, он резко обернулся и, увидев, что незнакомцы приближаются к нему, тут же исчез в одном из боковых входов в храм.
Его облик и странное поведение не могли не вызвать интереса. Он был высок, крайне худ, сутул, со впалой грудью и резкими чертами мертвенно-бледного лица. В его взгляде, который он бросил на незнакомцев из-под низко опущенного на лоб капюшона, была враждебность.
Войдя в церковь, путешественники невольно обвели ее взглядом, надеясь увидеть так поразившего их монаха, однако его нигде не было. Лишь в конце прохода между скамьями появился другой монах, видимо выполнявший здесь роль гида, ибо он тут же направился к ним.
Внутреннее убранство церкви не поражало глаз богатством, которым обычно отличаются церкви Италии и Неаполя в особенности. Здесь царила суровая простота, строгость и величие, которые неизменно находят отклик в душе истинного ценителя прекрасного. Приглушенный спокойный свет под высокими сводами располагал к молитве и возвышенным раздумьям.
Осмотрев древние усыпальницы и другие немногочисленные достопримечательности старинной церквушки, посетители хотели уже покинуть церковь, как вдруг снова увидели высокую мрачную фигуру уже знакомого монаха, которая исчезла в одной из исповедален. Побуждаемые любопытством, они спросили о нем у их гида. Но тот, прежде чем ответить, проводил взглядом собрата, исчезнувшего в исповедальне, и ответил лишь тогда, когда путешественники повторили свой вопрос.
— Это убийца, — наконец сказал он.
— Убийца? — невольно воскликнул один из путешественников, англичанин. — Убийца и на свободе?
Его спутник, итальянец, улыбнулся недоумению друга, но монах-гид спокойно пояснил:
— Только здесь он смог найти убежище. В этих стенах ему ничего не грозит.
— Следовательно, ваша церковь дает приют убийцам? — не мог успокоиться англичанин.
— У них нет иного убежища, синьор, — попробовал возразить монах.
— Невероятно! — не на шутку разволновался англичанин. — В таком случае ваши законы ничего не
