понимание и любовь, которые скорее могли бы пробудить в юноше сыновние чувства и, возможно, поколебали бы в душе Винченцо его отчаянную решимость. Но, увы, такового не произошло. Винченцо более не испытывал ни колебаний, ни сомнений.
Отец предстал пред ним высокомерным деспотом, посягнувшим на его священное право на личное счастье, оскорбившим и оговорившим беззащитную и ни в чем не повинную Эллену на основании злостных наветов какой-то ничтожной личности. Поэтому Винченцо не мог испытывать ни угрызений совести, ни сожаления за свое непослушание. Теперь он был полон решимости ускорить свой брак с Элленой. Только это может сделать его счастливым и спасти Эллену от дальнейших оскорблений.
На следующий день он отправился на виллу Алтиери. Синьора Бианки должна была поговорить с Элленой и назначить день свадьбы. Задумавшись, он не заметил, как дошел до того места, где арка словно перерезала своей тенью дорогу, и в ту же минуту услышал голос:
— Не ходите на виллу. Там смерть.
Знакомая фигура в сутане исчезла так же быстро, как и появилась. Прежде чем Винченцо опомнился, он был снова один среди развалин. В полном отчаянии он крикнул:
— Чья смерть?
Но кругом была тишина. Он хотел было броситься на поиски исчезнувшего монаха, но тут же понял, что благоразумнее всего следует немедленно поспешить на виллу.
Каждый, знавший о недомогании синьоры Бианки, подумал бы, что несчастье случилось с ней, но Винченцо испугался за Эллену. В его смятенном мозгу мелькнула страшная мысль, что кто-то покусился на жизнь Эллены. Он уже видел ее распростертой на полу в луже крови, ее мертвенно-бледное лицо и угасающий взор, полный мольбы и упрека, тщетно взывающий о помощи.
Когда он наконец достиг садовой калитки, охватившее его отчаяние было столь велико, что силы изменили ему, и он почувствовал, что не может вставить ключ в замок калитки. Наконец, овладев собой, он вошел в сад и приблизился к дому. Вилла с закрытыми ставнями казалась необитаемой. Обогнув ее, он поднялся по ступеням портика и лишь тогда услышал слабые звуки причитаний, доносившиеся из дома. Не раздумывая более, он бросился к двери и заколотил в нее. Ему пришлось повторить стук в дверь несколько раз, прежде чем она наконец открылась.
На пороге он увидел старую служанку Беатрису.
Та, увидев его, не дожидаясь расспросов, горестно запричитала:
— О, синьор, горе нам! Кто мог подумать, что ей станет так худо? Еще вчера вечером вы видели ее живой и здоровой. Кто мог подумать, что сегодня смерть отнимет ее у нас!
— Она умерла! — в ужасе воскликнул Винченцо и, войдя в вестибюль, невольно прислонился к колонне, почувствовав, как слабеют его ноги. Беатриса, напуганная его состоянием, поспешила поддержать его, но он, овладев собой, отстранил ее.
— Когда она умерла? — спросил он, задыхаясь. — Почему? Где она?
— Здесь, синьор, здесь, дома, — постаралась успокоить его служанка и разрыдалась. — Думала ли я, что мне придется оплакивать смерть моей госпожи, что она уйдет первой, а я останусь, — печально сокрушалась преданная служанка.
— Отчего она умерла? — прервал ее Винченцо. — Когда это случилось?
— Сегодня в два часа ночи, синьор. О, злосчастный день, зачем ты принес горе в этот дом…
— Все, мне уже лучше, — сказал Винченцо, — проводите меня к ней, я должен видеть ее. Не мешкайте, ведите меня к ней! — нетерпеливо приказал он.
— О, синьор, это так ужасно! Зачем вам видеть ее, она на себя не похожа, — снова запричитала Беатриса.
— Ведите меня к ней, — повысил голос Винченцо. — Иначе я сам найду дорогу.
Старушка, испугавшись его вида и голоса, более не останавливала его, но только попросила позволить ей сначала доложить о его приходе. Но Винченцо не стал ждать этого. Он следовал по анфиладе комнат с затемненными ставнями окнами за семенившей впереди служанкой. Наконец та остановилась у двери последней комнаты и с тревогой посмотрела на него, обеспокоенная его состоянием. Но Винченцо уже овладел собой и смело переступил порог. Приблизившись к постели, он вдруг увидел коленопреклоненную фигуру у изголовья и вздрогнул. Это была Эллена. Она жива!
Девушка испугалась, увидев его, но у него не было ни сил, ни времени объяснять ей, почему он здесь. К тому же он боялся, что в эту скорбную минуту не скроет своей радости, что Эллена жива.
Он пробыл у ложа усопшей синьоры Бианки совсем немного, но сделал все, чтобы утешить и успокоить Эллену. Затем, оставив ее одну, поспешил отыскать Беатрису, чтобы расспросить ее об обстоятельствах скоропостижной смерти синьоры Бианки. Из ее слов он узнал, что синьора, когда, как всегда, удалилась вечером в свои покои, чувствовала себя как обычно.
— Это случилось ночью, синьор, наверное, около часа ночи. Я проснулась от странного шума в комнате госпожи, — продолжала Беатриса. — Мне стыдно, синьор, но я поначалу даже рассердилась, что меня будят в такой час, да простит меня Святая Дева Мария за это, синьор! Сначала я не хотела вставать с постели, даже попыталась снова уснуть, как вдруг опять услышала шум. Нет, решила я, не иначе как кто-то забрался в дом. Конечно, я испугалась, синьор, но тут вдруг услышала голос молодой синьоры, звавшей меня. О, моя бедная девочка, на ней лица не было. Она стояла в моих дверях, дрожащая и бледная как мел. «Беатриса, — вскричала она, — моя тетушка умирает!» — и, не дожидаясь моего ответа, снова бросилась в комнату синьоры. Святая Мария, я думала, что потеряю сознание.
— Но что случилось с тетушкой? — нетерпеливо воскликнул Винченцо, прерывая пространное повествование старушки о собственном самочувствии.
— О, моя бедная госпожа! Я думала, что у меня не хватит сил дойти до ее комнаты, но, когда я все же, полумертвая, вошла туда, — продолжала верная себе Беатриса, — и увидела ее, лежащую на постели, я не могу передать вам, что я почувствовала. О, бедная, бедная моя госпожа! Я сразу поняла, что она умирает. Она пыталась что-то сказать Эллене, но не могла, хотя была в полном сознании. Видели бы вы, синьор, какими глазами она смотрела на молодую синьору и как она пыталась сказать ей что-то важное. У меня сердце разрывалось от жалости к ней. Ее что-то мучило, и до последнего вздоха она пыталась высказать это. Она схватила Эллену за руку, и видели бы вы ее молящие глаза. Бедная девочка была в таком отчаянии, она так рыдала, бедняжка! Еще бы, она теряла такого друга. Второго такого ей не найти.
— Она обретет друга не менее верного и любящего, поверьте мне! — не выдержав, страстно воскликнул Винченцо.
— Может, небо сжалится над ней и так оно и будет, синьор, — печально закивала головой старая служанка. — Мы сделали все, что могли, для старой госпожи, но все было напрасно, — продолжила она свой печальный рассказ. — Бедняжка даже не могла проглотить лекарства, которые пытался дать ей доктор. Она так быстро слабела, время от времени из ее груди вырывался долгий печальный вздох, и тогда она крепко сжимала мою руку. Наконец она оторвала свои глаза от Эллены, взор ее помутнел, и казалось, что она более уже никого не видит. О, синьор, я видела, что жизнь покидает ее, она более не сжимала мою руку, и я уже почувствовала, как холодеют ее пальцы. В считаные минуты лицо ее так изменилось. Это было около двух часов ночи, синьор. Когда приехал духовник, все уже было кончено.
Умолкнув, Беатриса заплакала. Винченцо, сам готовый разрыдаться, какое-то время не мог вымолвить ни слова. А ему необходимо было расспросить, каковы были симптомы столь внезапного и резкого ухудшения здоровья синьоры Бианки и случалось ли это с ней прежде.
— Никогда, синьор, — заверила его Беатриса, когда он наконец обрел дыхание и спросил ее, — хотя недомогала она уже давно и здоровье ее все больше ухудшалось. Однако, синьор…
— Что — однако? — быстро спросил Винченцо.
— Даже не знаю, что и думать, синьор, о такой скорой смерти! Конечно, я не могу утверждать, и, может, вы посчитаете это вздором, но тут было так много странного…
— Говорите яснее, Беатриса, вам нечего бояться, что я высмею вас, — взволнованно обратился к ней юноша.
— Я вам верю, синьор, но что будет, если станет известно, что это я вам сказала…
— Никто ничего не узнает, Беатриса, — заверил ее Винченцо, еле сдерживая нетерпение. — Не бойтесь и расскажите мне все, что вас беспокоит.
