свое рекламное агентство. Я был рад, что она решила начать новую жизнь, но не намеревался стать ее частью.
Чувство облегчения охватило Кэтрин. Наконец-то она поняла, что это правда, правда, которая внезапно все изменила.
— Но ты был с ней сегодня вечером!
— А ты была с Карлом, — напомнил Ред.
— Я уже давно его простила, — объяснила Кэтрин. — Мы остались друзьями и, скорее всего, он станет моим зятем. Сегодня я была с ним вместо Женни, которая отказалась пойти в последнюю минуту. У них небольшая размолвка…
— А я пришел, потому что твой отец прислал мне записку, запрещающую появляться там, — сообщил Ред, с чувством удовлетворения приняв объяснения Кэтрин. — Рут же и организовывала этот дурацкий вечер. Твое присутствие в моей квартире отрезвило ее, хотя ей было тяжело отказаться от плодов своего воображения. Между нами никогда ничего не было. Я позволил Рут слишком долго опираться на себя, — произнес Ред задумчиво. — Мы пережили трудные минуты, но я думаю, мы сохранили нашу дружбу. — Внезапно Ред резко повернулся и привлек Кэтрин к себе.
— И все-таки, Ред, почему ты позволил мне уйти?
В его голубых глазах, которые она так любила, казалось, видевших ее насквозь, читалось обожание.
— Мне было обидно обнаружить, что, несмотря на нашу близость, ты мне не доверяешь. — Кэтрин почувствовала, как он тяжело вздохнул. — Я пришел сегодня не потому, что ты ждешь ребенка или по просьбе твоего отца. Я пришел… потому что должен был прийти. — Руки Реда, впервые неуклюжие и неловкие, дрожали, когда он обнял ее. Его голова склонилась на плечо Кэтрин, дыхание обжигало ее. — Боже мой… — Слова вырвались, казалось, из самой души, когда он начал целовать ее волосы.
Кэтрин с трудом удавалось сдержать дрожь желания. Такую же самую дрожь, волны которой пробегали по сильному мускулистому телу Реда.
Руки Кэтрин робко обвились вокруг его шеи — сначала нерешительно, а затем с растущей уверенностью. Она душой и телом стремилась к близости с ним, хотела разделить с Редом все на свете… Повторяла и повторяла его имя… Вдруг Ред слегка отстранился.
— Как ты могла подумать, что я люблю Рут, после того как мы были вместе? — почти сердито спросил он.
'О чем он говорит?' — мелькнула в голове мысль.
— Ты ведь не скрывал, что с моей помощью хочешь отомстить отцу. А когда появилась Рут, ты говорил мне о той власти, которую может иметь над тобой настоящая женщина.
— Настоящая женщина… — произнес он, — это ты, Кэтрин. Кэт Келвей — единственная женщина, которую я когда-либо любил. — Он вдруг хрипло рассмеялся, заметив изумленное выражение на ее лице. — Ты хочешь сказать, что для тебя это так уж неожиданно?
— Ты ненавидишь моего отца, презираешь мою семью, — слабо протестовала Кэтрин.
Ред не собирался возражать.
— Именно поэтому я пережил ад, пытаясь отрицать очевидное. Я пытался разлюбить тебя, верил всем ужасным вещам, в которых обвинял тебя. Ты еще была ребенком, а я уже знал, что когда-нибудь ты станешь моей. Как восхитительна ты была в шестнадцать лет! — Он покачал головой. — Мне стыдно говорить об этом, но я должен был повторять себе снова и снова, что ты еще совсем ребенок. Почему, ты думаешь, я не приезжал почти четыре года? Только на расстоянии я мог доверять себе, — шептал ей он. Он улыбнулся ей, и в улыбке были только ласка и теплота.
Ред провел кончиком пальца по щеке Кэтрин.
— Ты знаешь, почему я приехал на твою помолвку? Это не было совпадением. — Рука Реда стерла одинокую слезу на ее щеке. — Я был на Ближнем Востоке, когда из-за строчки в письме старого друга из Англии потерял покой. Разозлился, узнав о твоих брачных планах. Не мог выкинуть эти мысли из головы. И когда Бернис Ковано, женщина очень умная, спросила меня, что меня беспокоит — сам брак, жених или то, что ты выходишь замуж, — я не мог ответить, и она посоветовала мне выяснить это самому, лично, пока не поздно.
Во время нашей встречи я действовал по наитию. Понимал, что должен увезти тебя подальше от твоей семьи, если хочу добиться чего-нибудь. Если бы я прямо сказал тебе всю правду, то ты либо убежала бы от меня подальше, либо рассмеялась бы мне в лицо. Я хотел добиться тебя, и, если для этого нужно было сыграть роль беспринципного негодяя, я готов был пойти и на это. Честно говоря, я все еще надеялся, что сумею перебороть эту одержимость тобой, избавиться от непреодолимой тяги к тебе. Но я быстро обнаружил, что это невозможно, и признал свое поражение, — продолжил он. — Физически ты откликалась, и я находил в этом успокоение. Я думал, что, если мы будем вместе долгое время, ты полюбишь меня. Пожалуй, мои методы трудно назвать щепетильными…
Светлая радость охватила Кэтрин. Слова Реда укрепили новое для нее чувство — чувство уверенности в себе.
— Я счастлива, что ты не сумел избавиться от этого наваждения, — твердо произнесла она. Ее глаза сияли, когда она сжала в ладонях его лицо. — Я люблю тебя, Ред, и мне стыдно, что у меня не хватило смелости признаться в этом. Я неправильно судила о тебе, но ведь мне с детства внушали Бог знает что! Зная о вашей с отцом взаимной неприязни, я думала, что просто пешка в этой смертельной игре. А в шестнадцать лет я влюбилась в тебя так, что уже не смогла бы полюбить никого другого. Ты должен это знать…
— Кэтрин, я пытался достучаться до тебя всеми возможными способами.
— Но не словами.
Он согласно кивнул.
— Но не словами. Наверное, мы оба боялись быть отвергнутыми.
Ред был так же уязвим, как и она, и сжигаем тем же огнем. Это открытие потрясло Кэтрин.
— Я всегда буду дочерью своего отца, Ред, ты никогда не сможешь об этом забыть, — произнесла она с чувством горечи, слегка затуманившим ее радость.
— Прежде всего, ты будешь моей женой, — сказал он, высокомерно поднимая голову. В его глазах светилась неизбывная нежность, и она предназначалась ей одной. — Я же собираюсь жениться не на твоем отце! Ты понимаешь, что, сам того не подозревая, он сыграл сегодня роль посредника? Думаю, теперь он не будет возражать против нашего брака. Сегодня он рассказал мне о некоторых вещах, которые объясняют, но не извиняют, конечно, его поведение. Оказывается, он любил мою мать. — Ред иронически усмехнулся, увидев неподдельное удивление в глазах Кэтрин. — У меня была такая же реакция. По-видимому, Эвелин не любила его, но он не терял надежды, пока не появился мой отец. Кажется, я очень похож на своего отца… Таков конец этой истории.
— Это не оправдание, — возразила Кэтрин. — Если бы мой ребенок, — она коснулась своего живота, — не был твоим, ты мог бы перенести на него свое разочарование?
— Нет, Кэтти, я бы так не сделал, — спокойно согласился Ред. — Значит, ты мне все-таки доверяешь? Я никогда не позволю другому мужчине украсть тебя, — хрипло предупредил он.
— Но ты не стал меня искать, — напомнила она.
— Гордость, — произнес он, — превратила эти месяцы в ад. Я ждал, когда ты сделаешь первый шаг. Боже, Кэтрин, ты просто сбежала, мало что объяснив. Мне казалось, ты не выносишь меня! Хотя я понимал, что не могла ты быть такой нежной и прекрасной, когда мы занимались любовью, если бы у тебя не было ко мне никакого чувства. — Отчаяние вновь появилось на его лице. — Если бы ты знала, каким это было кошмаром — желать тебя, стремиться к тебе и пытаться убедить себя, что ты этого не стоишь. Я так боялся, что ты нашла кого-то еще… Кэтти, я был очень тронут тем, что стал твоим первым мужчиной. Но я хочу быть последним и единственным.
Жадные губы Реда впитывали теплоту и нежность ее уст, как будто он не мог ими насытиться. Она страстно отвечала ему, такая же жажда сжигала и ее.
Когда они, наконец, пришли в себя, оба были сильно взволнованны.
— Ребенок, Кэтти, — что ты к нему чувствуешь?
— Когда я думала, что это все, что у меня осталось от тебя, ребенок стал для меня всем на свете. А
