Квинтин Хогг, секретарь Государственного департамента образования и науки, «воззвал к патриотизму ученых, уговаривая их остаться дома. Лучше всего быть англичанином, сказал он».

В статье из «Нью-Йорк Таймс» от 31 октября 1963 года говорится, что «доклад, представленный комитету, который возглавляет секретарь кабинета сэр Берк Тренд, призывает преобразовать систему британской науки и предоставить министру науки больше власти» (курсив мой — А. Р.).

Конечно, здесь можно увидеть немало скрытого и явного негодования против американского изобилия и крупного бизнеса, который англичане, по-видимому, считают главной причиной утечки их научных талантов.

Теперь я хотела бы привлечь ваше внимание к двум важным фактам — к возрасту и профессии ученых, упоминаемых в этих статьях. Большинству из них около тридцати, большинство занимается теоретической медициной.

Государственное здравоохранение — признанный институт британской политической системы. Какое будущее ждет блестящих молодых людей в государственном здравоохранении? Судите сами о причинах «утечки мозгов», о будущем благосостоянии тех, кто остался в государстве изобилия, и о роли разума в человеческой жизни.

Когда вы услышите или прочтете доклады об успехах государственного здравоохранения в Великобритании и других европейских странах, составленные поверхностными, узкими специалистами, не видящими дальше сиюминутных проблем и заявляющими, что они не замечают никаких перемен в добросовестном труде семейных врачей, вспомните, что свое умение, знания и силы врачи эти черпают в медицинских лабораториях и что источник иссякает. Такую цену платит страна за государственное здравоохранение. Ее нет в государственном бюджете, но она не замедлит сказаться в нашей жизни.

Сейчас мы отстаем от Великобритании на пути, ведущем в коллективистскую пропасть, но не намного. В последние годы в газетах появляются тревожные доклады о приеме студентов в наши медицинские колледжи. Когда-то желающих было куда больше, чем мест, и поступали лишь самые способные, с самыми высокими баллами и характеристиками. Сегодня желающих гораздо меньше, и судя по докладам, вскоре их вообще будет меньше, чем мест.

Оцените рост государственного здравоохранения в мире, оцените план медицинского обслуживания в нашей стране, посмотрите на забастовку канадских врачей в Саскачеване и недавние забастовки врачей в Бельгии. Учтите и то, что в каждом случае подавляющее большинство врачей боролось против национализации здравоохранения, и сторонники государственного изобилия с их нравственным людоедством без особых колебаний решились закабалить их чуть ли не под дулом пистолета. Особенно красноречивым было положение в Бельгии, откуда тысячи врачей бежали без оглядки, буквально спасаясь из страны с «гуманным правительством», прибегающим к грубым мерам нацистского толка, чтобы призвать врачей в армию и силой вернуть их к медицинской практике.

Подумайте обо всем этом, а затем прочтите заявление д-ра Гендрикса в «Атланте» — хирурга, протестующего против государственного здравоохранения: «Меня всегда удивляло самодовольство, с которым люди утверждают свое право порабощать меня, контролировать мой труд, насиловать мою волю, совесть, душить мой разум. На что они тогда рассчитывают, ложась на мой операционный стол?»

Именно этот вопрос нужно задать бельгийским альтруистам и надсмотрщикам.

Когда вы в следующий раз услышите дискуссию о бесплатном медицинском обслуживании, задумайтесь о будущем, в особенности — о будущем ваших детей, которые будут жить в ту пору, когда лучшие умы уже не пойдут в медицину.

Рагнар Даннешельд, пират из «Атланта», боролся с «идеей, что нужда — это священный идол, требующий человеческих жертвоприношений, что нужды некоторых — гильотина, висящая над другими, а мера наших способностей — это мера нашей опасности, так что успех ведет на плаху, а неудача дает право тянуть за веревку. В этом смысл альтруистической морали: чем больше достижения человека и потребность общества в нем, тем хуже с ним обращаются, и тем больше он походит на жертвенное животное».

Дельцы, обеспечивающие нас средствами существования и работой, облегчающими труд машинами и современными удобствами, постоянно возрастающим уровнем жизни, больше всего необходимы обществу. Они и стали первыми жертвами, гонимыми, опозоренными, оклеветанными, эксплуатируемыми козлами отпущения мистическо-альтруистическо-коллективистской оси. Следующими идут врачи. Именно потому, что их услуги жизненно важны и крайне необходимы, они стали мишенью для альтруистов в масштабе всего мира.

Что до современного положения дельцов, разрешите сказать вот что. Закончив «Атланта», я дала гранки железнодорожнику, специалисту по техническому контролю. Первым делом он спросил меня: «Понимаете ли вы, что все законы и директивы, которые вы предлагаете, уже включены в законодательные акты?» «Да, понимаю», — ответила я.

И я хочу, чтобы мои читатели тоже это поняли.

В моем романе я изложила эти проблемы на языке абстракций, выражавших суть правительственного контроля и государственного законодательства во всякое время и в любой стране. Но принципы каждого указа и каждой директивы, которые приводятся в «Атланте», — таких, как «Коррекция билля о возможностях» или «Директива 10—289», — можно найти в наших антимонополистических законах, пусть и в более сырой форме.

В этом накоплении необъективных, не поддающихся определению, несудебных законодательных актов вы найдете все виды наказаний таланта за то, что он талантлив, успеха за то, что это успех, и стремление пожертвовать творческим даром в угоду завистливой посредственности. Вы увидите, как распускают большие компании или «разрывают» отношения между компаниями и их помощниками («Коррекция билля о правах»), насильно принуждают фирмы поделиться с каждым новичком теми средствами, которые они создавали долгие годы, принудительно лицензируют или прямо конфискуют патенты и, наконец, приказывают, чтобы жертвы обучали своих конкурентов, как с этими патентами обращаться.

Над уровнем общественного разложения, описанного в «Атланте», нас возвышает только то, что государственники еще не осмеливаются силой ввести антимонополистические законы, проявив всю полноту власти. Но власть эта существует, и вы можете видеть, как ускоряется и растет ее применение.

Можно подумать, что у «Плана унификации железных дорог» и «Плана унификации стали», который я предлагаю в конце «Атланта», нет аналогий в реальной жизни. Я тоже так считала. Я их выдумала, следуя логике событий, чтобы показать последние этапы крушения общества. Планы эти — типичные коллективистские средства помощи слабейшим представителям промышленности за счет сильнейших; они принуждают объединить ресурсы «в общий фонд». Я полагала, что они чуть-чуть опережают наше время.

Я ошибалась.

Приведу цитату из газетного сообщения от 17 марта 1964 года:

Федеральное правительство попросило три телевизионных сети обсудить предварительный план, согласно которому каждая из них будет отдавать часть программ уже существующим или новым телевизионным станциям, чтобы они могли работать в неблагоприятных условиях конкуренции...

Сопутствующее предложение, также выдвинутое для обсуждения Комиссией (по Федеральным связям), будет принуждать некоторые станции, объединенные в сети, присоединиться к альтернативной цепи.

Предложения, призывающие «имущих» из телевизионной индустрии помогать «неимущим», вызвали резкие возражения у телесистемы «Коламбиа»...

За предложениями Федеральной комиссии стоит желание помочь существующим сверхвысокочастотным станциям и способствовать созданию дополнительных станций, гарантируя им средства, которые привлекут зрителей. Большинство рекламодателей обычно предпочитает более мощные высокочастотные станции...

При спорных предложениях общий фонд сетевых программ будет состоять из двух высокочастотных и одной ультравысокочастотной станции.

Эти предложения якобы оправдывают желание исправить «конкурентный дисбаланс».

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату