– Правильно, – согласился мистер Уэзерби. – Именно это вам необходимо – практичность. Мы предлагаем простой обмен. Вы делаете что-то для нас, мы – для вас. Вы поднимаете зарплату, мы разрешаем закрыть линию Рио-Норт.
– Хорошо, – задохнувшись, выдавил из себя Джеймс Таггарт.
Стоя у окна, Дэгни слушала, как они голосовали по этому решению. Она услышала, как объявили, что линия Джона Галта будет ликвидирована через шесть недель, то есть тридцать первого марта.
Она подумала, что должна продержаться – несколько мгновений, потом еще. Она должна делить время на отрезки. Потом ей станет легче. «Ты переживешь это».
На первые несколько мгновений она поставила перед собой задачу надеть пальто и первой покинуть помещение.
Следующим заданием было спуститься в лифте сквозь все огромное безмолвное здание «Таггарт трансконтинентал». Потом нужно пересечь темный цокольный этаж.
На полпути через вестибюль она остановилась. Человек, стоявший в вестибюле, опершись о стену, явно кого-то ждал; он ждал ее, так как смотрел прямо на нее. Она не сразу узнала его, потому что не сомневалась, что тот, чье лицо она увидела, не мог находиться здесь в такой час.
– Привет, Слаг, – мягко сказал он.
Она ответила, стараясь обрести обычную сдержанность:
– Привет, Фриско.
– Ну как, они в конце концов прихлопнули Джона Галта? Дэгни старалась поместить этот миг в упорядоченную цепочку времени. Ответ Дэгни был связан с настоящим, но ее лицо было таким же серьезным, как тогда на холме у Гудзона, когда Франциско понял бы все, что этот вопрос означал.
– Как ты узнал, что они собираются сделать это сегодня вечером? – спросила она.
– Еще несколько месяцев назад стало ясно, что это будет следующий шаг, который они сделают на первом же заседании.
– Зачем ты пришел?
– Чтобы узнать, как ты к этому отнесешься.
– Тебе смешно?
– Нет, Дэгни, мне не хочется смеяться.
Она не заметила на его лице ни малейшего намека на веселье и поэтому сказала доверительно:
– Я не знаю, как к этому отнестись.
– Я знаю.
– Я ждала, я знала, что они так поступят. Сейчас главное… – Она хотела сказать «пережить этот день», но сказала по-другому: -…закончить все дела.
Он взял ее за руку:
– Пойдем куда-нибудь выпьем.
– Франциско, почему ты смеешься надо мной? Ты всегда смеялся над этой дорогой.
– Я посмеюсь… завтра, когда увижу, как ты работаешь, завершая все дела. Не сегодня.
– Почему нет?
– Ну, хватит. Ты не в состоянии говорить об этом.
– Я… – Она хотела возразить, но согласилась: – Да, думаю, ты прав.
Он вывел ее на улицу, и она заметила, что молча подчиняется спокойному ритму его шагов, чувствуя, как ненавязчиво, но крепко он сжимает ее руку. Он жестом остановил проезжавшее мимо такси, придержал для Дэгни дверцу. Она ни о чем не спрашивала, подчинившись его воле, она чувствовала облегчение, как пловец, отдавшийся на волю волн. Вид уверенного мужчины стал для нее спасательным кругом, брошенным, когда она оставила всякую надежду. Ей сделалось легко не потому, что она отказалась от ответственности, а потому, что перед ней был человек, способный переложить ответственность на свои плечи.
– Дэгни, – сказал он, наблюдая за движущимся за окном автомобиля городом, – подумай о человеке, который сделал первую мостовую ферму из стали. Он знал, о чем думает, к чему стремится. Он не говорил: «Мне кажется» и не подчинялся тем, кто говорил: «По моему мнению».
Она с удовольствием рассмеялась, удивившись его проницательности. Он догадался, в каком болезненном состоянии она пребывала, – ей казалось, что под ногами у нее трясина, из которой необходимо выбраться.
– Посмотри вокруг, – сказал он. – Город – это застывшее мужество. Мужество людей, которым пришлось думать о каждом болте, заклепке, электрогенераторе, нужных для строительства. Мужество сказать не «мне кажется», а «это так», отвечая за свои слова головой. Ты не одинока. Эти люди существуют. Они были всегда. Были времена, когда люди сидели в пещерах, бессильные перед надвигающейся эпидемией или ураганом. Способны ли члены совета директоров вывести людей из пещер и привести их сюда? – Он показал рукой на город.
– Разумеется, нет!
– Вот тебе и подтверждение того, что есть люди другой породы.
– Да, – горячо откликнулась Дэгни. – Ты прав!
– Тогда думай о них и забудь про свой совет директоров.
– Франциско, где сейчас эти люди, люди другой породы?
– Сейчас они не нужны.,
– Они нужны мне. О Боже, как они нужны мне!
– Когда они тебе действительно понадобятся, ты их найдешь.
Он не спрашивал о линии Джона Галта, и Дэгни молчала, пока они не сели за стол в слабо освещенном зале и она не увидела бокал в своей руке. Она не заметила, как они сюда попали. Это было тихое дорогое заведение, похожее на тайное убежище, она видела блестящий столик, на котором лежала ее рука, кожаную обивку кресла в зеркале у себя за плечами и нишу, отгороженную синим стеклом, которое отделяло их от веселья или страдания, которые принесли сюда другие. Франциско облокотился на стол, наблюдая за ней, и она почувствовала себя так, словно обрела опору в спокойном внимании его взгляда.
Они не говорили о железной дороге, но Дэгни неожиданно сказала, посмотрев на содержимое своего бокала:
– Я вспомнила о том вечере, когда Нэту Таггарту сказали, что он должен остановить строительство моста. Того самого моста через Миссисипи. Ему катастрофически не хватало денег, люди боялись этого моста, они называли его авантюрой. Утром ему сообщили, что пароходные компании подали на него в суд, требуя снести мост, являвшийся угрозой общественному благосостоянию. Три уже возведенных пролета зависли над рекой. В тот же день толпа местных жителей ворвалась на стройплощадку и подожгла деревянные леса. Рабочие ушли, потому что одним было страшно, других подкупили владельцы пароходов, но большинство из-за того, что хозяин вот уже несколько недель не платил жалования. В тот день он получил известие, что те, кто подписался на акции железной дороги «Таггарт трансконтинентал», отказались от них. К вечеру к нему явилась комиссия, представляющая два банка, которые были его последней надеждой. Это происходило на строй– площадке возле реки, в старом железнодорожном вагоне, где он жил; дверь была открыта, и сквозь нее виднелись почерневшие развалины, остатки лесов еще дымились над искореженными стальными конструкциями. Он договорился с банками о кредите, но контракт не был подписан. Комиссия посоветовала ему отказаться от строительства, потому что процесс все равно будет проигран, мост постановят снести, прежде чем он успеет его достроить. Если он откажется от строительства и согласится переправлять пассажиров через реку на баржах, как делали другие железнодорожные компании, контракт будет подписан и он получит деньги на прокладку дороги на запад от противоположного берега, если же нет, то кредита не будет. «Каков ваш ответ?» – спросили его. Он не сказал ни слова, порвал контракт, отдал его им и вышел из вагона. Он пошел к мосту и двинулся вдоль пролетов к последней ферме. Встал там на колени, взял в руки инструменты, которые оставили рабочие, и начал счищать гарь со стальной конструкции. Главный инженер видел его с топором в руке, одного над широкой рекой, солнце садилось за его спиной на западе, где должна была пролечь его железная дорога. Он работал всю ночь. К утру у него был готов план, он решил найти верных людей с независимым мышлением и убедить их собрать деньги и продолжить строительство.
Она говорила тихим ровным голосом, глядя на свет, отражавшийся от поверхности жидкости; ее пальцы вращали ножку бокала. Она не выставляла напоказ свои чувства, но в ее голосе слышалась напряженная
