в этой связи упомянул Павла Серова. Из его слов я поняла, что он хочет сообщить о чем-то в ГПУ.
— Итак, он велел тебе держаться от меня подальше…
— Лео! Ты не хочешь…
— Я не хочу, чтобы меня запугивали всякие ревнивые дураки!
— Лео, ты его не знаешь! Он не имеет обыкновения шутить насчет ГПУ, и он не испытывает по отношению к тебе никакого чувства ревности!
— В каком отделе ГПУ он работает?
— В разведке.
— Так значит, не в экономическом отделе?
— Нет, но он действует по своей инициативе.
— Ладно, пойдем. Позвоним Морозову и Павлу Серову. Пусть Серов свяжется со своим другом из экономического отдела и выяснит, чем занимается этот твой Таганов. Не впадай в панику. Бояться нечего. Друг Серова все уладит. Пойдем.
Лео и Кира поспешили к выходу, чтобы поймать такси.
— Лео, — задыхалась бегущая за ними Антонина Павловна. — Лео, я никоим образом не связана с магазином! Если будет расследование, помни, я не имею никакого к нему отношения! Я только относила деньги Серову и не знала, откуда они берутся! Лео, запомнил?
Через час к черному входу магазина с вывеской «Лев Коваленский. Продовольственные товары» бесшумно подкатили сани. Двое мужчин молча спустились по обледенелым неосвещенным лестницам в подвал, где при свете старого тусклого фонаря их ждали Лео и продавец. Вновь прибывшие не произнесли ни звука. После того, как Лео молча указал на мешки и ящики, они оперативно перенесли их в сани, покрытые большим меховым пледом. Не прошло и десяти минут, как подвал был пуст.
— Ну что? — с тревогой поинтересовалась Кира, когда Лео пришел домой.
— Иди спать, — сказал Лео, — и не думай ни о каких агентах ГПУ.
— Что ты сделал?
— Все что нужно. Мы от всего избавились. В данный момент все это вывозится из Красного Ленинграда. К нам завтра вечером должен был прибыть новый груз от товарища Серова, но мы отменили эту сделку. У нас будет просто маленький продуктовый магазин — на время. Пока Серов не уладит все.
— Лео, я…
— Не надо начинать новых споров. Я уже сказал: я не собираюсь уезжать из города. Это было бы самым опасным, самым подозрительным из всего, что я могу сделать. Нам не о чем беспокоится. Серов слишком силен в ГПУ при любых…
— Лео, ты не знаешь Андрея Таганова.
— Нет, я не знаю его. Но ты, похоже, знаешь его слишком хорошо,
— Лео, его нельзя подкупить.
— Может быть. Но они могут заставить его заткнуться.
— Если ты не боишься…
— Конечно, я не боюсь! — Но его лицо было бледней, чем обычно, и она заметила, что его руки, расстегивавшие пальто, дрожали.
— Лео, пожалуйста! Послушай! — стала умолять она его. — Лео, пожалуйста, я…
— Заткнись! — сказал Лео.
XII
Секретарь Экономического отдела ГПУ вызвал Андрея Таганова в свой кабинет.
Кабинет располагался в здании главного управления ГПУ. Ни один посетитель никогда не приближался к этому зданию, и очень немногие служащие имели в него допуск. Те, кто все же имел, говорили тихим уважительным голосом и никогда не чувствовали себя здесь непринужденно.
Секретарь сидел за столом. На нем была военная форма, узкие бриджи, высокие сапоги и пистолет на бедре. У него были коротко остриженные волосы и чисто выбритое лицо, по которому невозможно было угадать его возраст. Когда он улыбался, то видны были короткие зубы и очень широкие, коричневые десны. В его улыбке не было веселья, она была лишена всякого значения; видя эту улыбку, люди понимали, что он улыбается лишь потому, что мускулы его рта сжимаются и обнажают десны.
Он сказал:
— Товарищ Таганов, я так понимаю, что вы проводите какое-то расследование по делу, которое находится в компетенции Экономического отдела?
Андрей сказал:
— Да, это так.
— Кто дал вам такое право?
Андрей сказал:
— Мой партийный билет
Секретарь улыбнулся, показав свои десны, и спросил:
— Что заставило вас начать это расследование?
— Одна серьезная улика.
— Против члена партии?
— Да.
— Почему же вы не передали ее нам?
— Я хотел, чтобы у меня было полное досье для доклада.
— Ну и что же, оно у вас есть?
— Да.
— Вы собираетесь доложить начальнику вашего отдела?
— Да.
Секретарь улыбнулся и сказал:
— Я предлагаю вам прекратить это дело.
Андрей сказал:
— Если это — приказ, то я напоминаю вам, что вы — не мой начальник. Если это — совет, то я в нем не нуждаюсь.
Секретарь молча посмотрел на него, а затем сказал:
— Строгая дисциплина и преданность — похвальные черты, товарищ Таганов. Однако, как сказал товарищ Ленин, коммунист должен приспосабливаться к реальной действительности. Вы обдумали все последствия ваших разоблачений?
— Обдумал.
— Вы считаете целесообразным устраивать публичный скандал, с вовлечением в него члена партии — в такое время?
— Об этом надо было подумать тому самому члену партии, который втянут в эту историю.
— Вы знаете… что я заинтересован в этом человеке?
— Знаю.
— Может ли этот факт как-то изменить ваши планы?
— Никоим образом.
— Вы когда-нибудь задумывались о том, что я могу вам пригодиться?
— Нет. Не задумывался.
— Тогда, не думаете ли вы, что вам стоит задуматься над этим?
— Нет. Не думаю.
— Сколько времени вы занимаете свою настоящую должность, товарищ Таганов?
— Два года и три месяца.
— С одним и тем же окладом?
— Да
