предоставим Гуаякилю возможность самому определить свои интересы и свою судьбу. Пусть он свободно решит вопрос о присоединении к тому, кто ему больше подходит».[224]
Боливар, можно сказать, внял этому предложению провести консультацию с народом, хотя и сделал это на свой лад. Еще в мае 1821 года он направил в Гуаякиль генерала Сукре для переговоров с правительственной хунтой города. Ближайший сподвижник Освободителя оказался столь же талантливым дипломатом, как и полководцем. Опираясь на поддержку общественного мнения, которое, по его словам, «в целом высказывается в пользу Колумбии», ему удалось убедить членов правительственной хунты в необходимости союза Гуаякиля с Колумбией в интересах торжества дела патриотов в борьбе с Испанией. 15 мая 1821 г. Сукре подписал в Гуаякиле договор, отразивший эту договоренность.[225] Окончательно судьбу Гуаякиля должна была решить Ассамблея народных представителей провинции.
Такому демократическому решению долгое время препятствовала напряженная обстановка в городе. После провозглашения независимости в Гуаякиле образовалось три политических течения. Одно выступало за вхождение в состав Великой Колумбии, второе — за присоединение к Перу, а третье хотело сохранить самостоятельность. Когда политические распри между ними начали перерастать в вооруженные столкновения и в городе воцарилась анархия, Боливар, находившийся в Кито, решил принять меры, исходя из исторических и документально обоснованных прав Колумбии. Понимая остроту проблемы и возможные международные осложнения, он заранее обратился за советом к правительству в Боготе. Полученный им ответ представлял коллективное мнение Сантандера, временно исполнявшего обязанности главы государства в связи с отсутствием Боливара, и кабинета министров. В нем содержались две рекомендации: «предпочтение в решении вопроса о Гуаякиле должно всегда отдаваться дружественным переговорам», если же они не принесут необходимого результата, «без промедления занять колумбийскими войсками всю провинцию и таким путем включить ее в состав Колумбии». [226]
Именно так и действовал Боливар. 11 июля 1822 г., за две недели до встречи с Сан- Мартином, Освободитель во главе отряда войск появился в Гуаякиле, приветствуемый жителями города. Он взял в свои руки всю полноту власти и провозгласил воссоединение Гуаякиля с республикой Великая Колумбия. Три недели спустя Ассамблея представителей населения провинции высказалась в поддержку такого решения. Даже те, кто осуждал Боливара за эти действия, признавали его правоту. Аргентинский историк Б. Митре писал по этому поводу: «Вопрос был решен силой, но исторические документы юридического характера давали Колумбии законное основание для этого». [227] Не потому ли в государственном совете Перу при обсуждении поставленного Сан-Мартином вопроса о защите перуанских интересов в Гуаякиле возобладал голос разума и объявления войны Колумбии не последовало?
Вторая область серьезных разногласий между Боливаром и Сан-Мартином касалась государственного устройства стран, добившихся независимости. Боливар был последовательным, убежденным республиканцем и считал справедливым только демократический строй. «Суверенитет народа является единственной законной основой государственной власти»,[228] — говорил он. Для Боливара все короли являлись олицетворением тирании. «Я же считаю, что времена монархий уже прошли»,[229] — писал Освободитель. Исходя из таких убеждений, он и строил всю свою политическую деятельность.
У Сан-Мартина подход был другим. Встречавшийся с ним в Лондоне Андрес Бельо считал его «страстным республиканцем и одним из наиболее пламенных революционеров среди молодых патриотов».[230] Несмотря на это, Сан-Мартин и ряд других руководителей освободительного движения в политической практике по тактическим соображениям отдавали предпочтение монархическим формам правления. Это отнюдь не было необъяснимым противоречием. Данная группа патриотов считала народные массы, пребывавшие в течение трех столетий в рабстве и зависимости, пока еще не готовыми к демократии. В создании конституционных монархий под эгидой отпрысков королевского дома Бурбонов эти деятели усматривали гарантию против политической анархии и междоусобиц и надежду на более быстрое примирение с Испанией. Такие тенденции проявлялись в Аргентине, Мексике и других странах.
Историки располагают несколькими документальными свидетельствами относительно монархического проекта Сан-Мартина. Наиболее весомое из них — подписанные Сан-Мартином детальные инструкции для специальной дипломатической миссии, направленной в Европу по решению государственного совета Перу в начале 1822 года с целью пригласить на перуанский трон одного из «свободных» европейских принцев. В инструкциях указывались цели монархического проекта: обеспечение внутриполитической стабильности, создание сильного правительства, получение международного признания независимости и приобретение покровительства «одной из держав первого ранга в Европе». Предписывался также строгий порядок поисков кандидата на звание императора Перу. Начинать следовало с Англии, России и Австрии. В случае неудачи — обратиться к Франции и Португалии и только в последнюю очередь — к Испании. В инструкции оказался включенным и пункт, говоривший о том, что проект Сан-Мартина не ограничивался Перу. По дороге в Европу через Чили миссия должна была провести переговоры с О'Хиггинсом и убедить его присоединиться к усилиям Сан-Мартина.[231] Не питал ли протектор Перу надежду склонить на свою сторону и Боливара?
Различия подходов Сан-Мартина и Боливара в вопросах государственного устройства не являлись чем-то исключительным. Они отражали реальные противоречия в лагере патриотов. И эти противоречия не знали географических границ или национальной принадлежности.
Таким образом, на пути к встрече в Гуаякиле возникали препятствия, но Боливар и Сан-Мартин верили в то, что их удастся преодолеть. Накануне отъезда на свидание с Освободителем Сан- Мартин направил ему послание, заканчивавшееся словами: «Америка не забудет день, когда мы заключим друг друга в объятия».[232] Такой день наступил 26 июля 1822 г.
ПЕРЕГОВОРЫ
«Тайна Гуаякиля» привлекла внимание историков многих стран. Их усилиями составлена детальная хронограмма пребывания Сан-Мартина на эквадорской земле и его переговоров с Боливаром. Такая скрупулезность понятна: когда речь идет о великих событиях, то мелочей не бывает.
25 июля 1822 г. военный корабль протектора Перу «Маседониа» появился на рейде Гуаякиля, и ранним утром 26 июля на борт корабля поднялся Боливар и воскликнул: «Наконец-то исполнилось мое желание лично увидеть и прижать к груди знаменитого генерала Сан-Мартина!».[233] Дружеские объятия двух героев символизировали братство по оружию народов испанской Америки в борьбе за свою свободу.
В то же утро на набережной Гуаякиля проходила торжественная церемония встречи Сан-Мартина. Город был украшен цветами и флагами. Почетный караул колумбийских солдат отдавал почести, подобающие главе иностранного государства, офицеры и солдаты образовали живой коридор от места высадки и до резиденции, приготовленной для высокого гостя. Жители Гуаякиля горячо приветствовали освободителя Юга Америки.
У входа в резиденцию, на лестнице, протектора Перу встречал Боливар, облаченный в парадный мундир. В салоне для почетных гостей Освободитель представил Сан-Мартину овеянных славой полководцев колумбийской армии и членов городского совета. Пышность торжественной церемонии подчеркивала историческое значение события. В один из моментов к гостю направилась юная красивая девушка и водрузила на его голову венок из золота и лазури. Как истинному кабальеро Сан-Мартину не оставалось ничего другого, как сказать, что он не достоин такой награды, но сохранит венок, который будет служить напоминанием о прекрасных руках, преподнесших этот дар, и патриотических чувствах тех, кто удостоил его столь высокой чести. Современники Боливара оставили немало рассказов о его склонности к театральным эффектам, но они видели в них не чудачества, а проявления художественной одаренности и традиционной
