Мир в табакерке, или чтиво с убийством

– Как же, – сказал Норман.

– Да нет, на самом деле. И ты неправильно его описал, Берти. Он не мальчик с лицом пса. Он пес с лицом мальчика.

– Как же, – снова сказал Норман.

– Пристало ли мне надувать вас? – Профессор Мерлин перекрестился над сердцем. – Тело восточноевропейской овчарки, голова мальчика. Я купил его пару месяцев назад в этом самом городке, у одного типа, которого звали Джон Перу Джонс.

Я взглянул на Т.С. Давстона.

А он взглянул на меня.

– Так почему его отвезли к ветеринару? – спросил Норман.

– Ах, – поднял брови профессор. – Сегодня он поставил нас в весьма неудобное положение. Нас пригласили на обед к госпоже мэру, которая изъявила желание взглянуть на Доггарта. Мы приехали к ней несколько раньше назначенного, и ее секретарь сообщила нам, что она все еще не спускалась, поскольку принимает душ. Нас попросили подождать в отеле, но Доггарт каким-то образом сорвался с поводка и ринулся наверх. Дверь в ванную комнату была не закрыта, и госпожа мэр все еще была в душе. Она как раз наклонилась за мылом, когда в дверь влетел Доггарт. Он неправильно оценил ситуацию, понимаете ли, потому что в следующий момент он…

– Что!? – вскричал Норман. – Не может быть!

– Может. Такова собачья природа, видите ли. Он ничего не мог с собой поделать. Госпожа мэр потребовала, чтобы Доггарта отвели к ветеринару.

– Чтобы его убили?

– Нет, – сказал профессор. – Чтобы ему постригли когти. И нас пригласили еще раз – на ужин.

Мы снова переглянулись, а потом, наконец, рассмеялись. В конце концов, это были пятидесятые годы, и даже речи еще не шло о таком понятии, как «политкорректность».

В наши дни, понятное дело, никто не решится пошутить подобным образом.

– Ну так что у вас тогда есть? – спросил Норман. – На что здесь можно посмотреть?

Профессор Мерлин золотозубно улыбнулся.

– Ты ведь очень грубый мальчик, не правда ли?

Норман кивнул.

– Очень. Вот почему полезно быть сыном хозяина кондитерской лавки. В частности.

– А, привилегии! – профессор Мерлин изобразил на лице зависть. – Так что я вам могу показать? А, ну да, несомненно, и прочая, и прочая. Я знаю одну вещь, которая несомненно подойдет.

И с этими словами он весело развернулся на каблуках, и повел нас через весь круг к своему фургону. Мы, шаркая, тронулись за забавным стариком, Т.С. Давстон – насвистывая и ухмыляясь, Норман – втихомолку разворачивая «Шарики-жеварики» в кармане и украдкой отправляя их в рот, а я – почесывая семейство зудней, на днях поселившееся в моем пупке.

Возможно, именно это навело меня на размышления о семейных связях, потому что мне вдруг пришло в голову, что одна из тянущих канат лохматых цыганок может быть заблудшей матерью Нормана.

– Ну вот и пришли, – сказал профессор, когда перед нами показался особенно импозантный фургон. Это было величественное древнее сооружение, расписанное завитушками и цветами несомненно цыганского происхождения – золотыми, серебряными и перламутровыми. По верху фургона шла надпись «ЛУЧШЕЕ ВО ВСЕХ МИРАХ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОФЕССОРА МЕРЛИНА» преогромными буквами, и по всем стенкам плясали слоны, страусы, танцовщицы и жонглеры, намалеванные размашистыми мазками.

– Выпендреж, – сказал Норман, жуя конфету.

– А теперь заходим. Вперед! – Мы осторожно, прижавшись друг к другу, взобрались по ступенькам, и я толкнул дверь. Когда я заглянул внутрь, мне вспомнились слова Говарда Картера, который, проделав дыру в стене гробницы юного фараона, посветил туда факелом, и в ответ на вопрос, что он там видит, ответил:

– Чудеса. Я вижу чудеса, – сказал Картер.

Мы гуськом втянулись в фургон профессора.

– Садитесь, садитесь.

И мы сели.

По стенам были развешаны многочисленные плакаты, цирковые и ярмарочные, с обещаниями невероятных зрелищ и невиданных развлечений. Но чудеса были не в этом. Чудесами были хитрые медные приспособления. Необъяснимого назначения викторианские механизмы, кругом маятники, регуляторы и позвякивающие цепи, и все это двигалось, вертелось, качалось, и деловито жужжало – хотя что именно они делали, сказать было невозможно.

– Это что за старый хлам? – спросил Норман.

– Труды иных веков, – улыбнулся профессор. – Забытые технологии.

– Ну да, и что они делают?

– Они ничего не делают, Норман. Они не делают ничего, они просто есть.

Норман пожал плечами и продолжал жевать.