— Сегодня в мире опять столько страха, а Бергенгрюн говорит всем своим творчеством: не бойтесь! — поддержал другой.
— А мне кажется, Бергенгрюн безнадежно устарел… — растерянно возразила Бабс.
— Но фрау директор! — воскликнули ее оппоненты в унисон. — До Бёлля, Фриша и Хандке сегодня никому уже нет дела. Как же нам иначе подвести молодежь к теме новейшей истории?
— Бог в помощь! — прервал я дискуссию и отозвал Бабс в сторонку. — Извини, пожалуйста, но ты сегодня обязательно должна играть вместе со мной в теннис. Это очень важно!
Она обняла меня, сдержанно, сообразно месту и времени.
— Надо же! Кого я вижу! Ты ведь обещал съездить со мной весной в Дильсберг![60] А сам являешься, только когда тебе что-то понадобилось. Я, конечно, рада тебя видеть, но я все равно обиделась. — Она действительно смотрела на меня с радостью и в то же время обиженно.
Бабс — живая и отзывчивая женщина, маленькая, крепкая, с быстрыми движениями. Я знаю немногих пятидесятилетних женщин, которые так небрежно одеваются и так непринужденно себя ведут, сохраняя при этом обаяние своего возраста и не стремясь променять его на неестественную моложавость. У нее плосковатое лицо, глубокая поперечная складка на переносице, полные губы, решительный, иногда даже строгий рот, карие глаза с тяжелыми веками и коротко стриженные седые волосы. Она живет вместе со своими двумя давно выросшими детьми, Рёзхен и Георгом, которым с ней настолько комфортно, что они никак не решатся начать самостоятельную жизнь.
— Неужели ты действительно забыла нашу поездку в Эденкобен,[61] в День отцов?[62] Тогда получается, что это скорее мне надо обижаться на тебя!
— О боже!.. Где и когда я должна играть в теннис? Неплохо бы, конечно, узнать — почему?
— Я заеду за тобой в четверть пятого. Домой, договорились?
— А потом отвезешь меня на репетицию! — Она поет в хоре «Маннхаймер-лидертафель».
— С удовольствием. Мы с тобой сегодня играем с пяти до шести на теннисном корте РХЗ в Оггерсхайме. Смешанный парный турнир с одной секретаршей и ее другом, главным подозреваемым в деле, которое я сейчас расследую.
— Как интересно! — сказала Бабс.
Иногда мне кажется, что она не принимает мою работу всерьез.
— Если тебя интересуют подробности, я расскажу тебе все по дороге. А если нет — тоже неплохо: мне нужно, чтобы ты вела себя естественно и непринужденно.
Раздался звонок на урок.
Надо же — он действительно звучал так же, как и в мои школьные годы. Мы с Бабс вышли в коридор. Ученики устремились в свои классы. Они были не только иначе одеты, чем мы, и носили другие прически — у них были другие лица. Они показались мне какими-то более неприкаянными, они явно знали больше, чем мы в свое время, но эти знания их не радовали. У них была какая-то вызывающая, грубая и в то же время неуверенная манера двигаться. Воздух вибрировал от их крика и грохота. Мне даже стало не по себе.
— Как ты здесь выдерживаешь, Бабс?
Она не поняла. Возможно, не расслышала вопроса. Она вопросительно посмотрела на меня.
— Ну ладно, до скорого. — Я поцеловал ее. Несколько учеников засвистели.
Наслаждаясь покоем и тишиной в машине, я съездил в универмаг «Хортен», купил шампанское, теннисные носки и две аудиокассеты для своего отчета, который сегодня вечером собирался надиктовать на пленку.
20
Красивая пара
Мы с Бабс приехали минут за десять до начала игры. Ни зеленого, ни серебристого кабриолета еще не было. Меня это вполне устраивало. В свой теннисный костюм я облачился еще дома, шампанское я попросил поставить в холодильник. Мы уселись на верхней ступеньке лестницы, ведущей от террасы теннисного клуба к кортам. Отсюда нам хорошо была видна автостоянка.
— Ты волнуешься? — спросила Бабс. По дороге сюда она не проявила интереса к этой истории и сейчас спросила скорее из вежливого участия.
— Да. Мне, наверное, пора уже бросать работу. Раньше было как-то легче. Вот этот случай, например, неприятен тем, что главный подозреваемый, некий Мишке, мне очень даже симпатичен. Сейчас ты с ним познакомишься. Я думаю, он тебе понравится.
— А секретарша?
Может, она чувствовала, что фрау Бухендорфф в этом деле не просто статист?
— Она тоже очень приятная.
Мы с Бабс выбрали неудачное место: те, кто играл до пяти, теперь поднимались на террасу, а игроки следующей смены выходили из раздевалок и спускались мимо нас по лестнице.
— Твой подозреваемый ездит на зеленом кабриолете?
Теперь и я увидел, что подъехали Мишке и фрау Бухендорфф. Он выскочил из машины, торопливо обошел ее и с глубоким поклоном открыл ей дверцу. Она смеясь вышла и поцеловала его. Красивая, окрыленная, счастливая пара.
Фрау Бухендорфф заметила нас, когда они подошли к лестнице. Она помахала нам правой рукой и ткнула левой Мишке в бок. Тот тоже поднял руку в знак приветствия. В ту же секунду он узнал меня, рука его замерла в воздухе, лицо застыло. На какое-то мгновение Земля перестала вертеться, теннисные шары повисли в воздухе, как заколдованные, и звуки исчезли.
Потом все вновь ожило. Они поднялись к нам. Фрау Бухендорфф сказала:
— Мой друг Петер Мишке, а это господин Зельб, о котором я тебе говорила.
Я произнес обычные для таких случаев формулы вежливости.
Мишке поздоровался со мной так, как будто мы виделись впервые. Он превосходно играл свою роль, безошибочно выбирая жесты, улыбки, слова. Но это была отрицательная роль, и мне было почти жаль, что он играет ее с таким блестящим мастерством. Мне почти хотелось, чтобы он вместо этого выбрал правильное решение: «Господин Зельб? Господин Зельк? Человек с несколькими лицами?»
Мы отправились к дежурному по стадиону. Площадка № 8 была зарезервирована на имя Бухендорфф. Дежурный сообщил нам это холодным тоном с недовольным видом; он как раз препирался с какой-то пожилой супружеской парой, которая утверждала, что у них заранее было заказано время.
— Посмотрите сами — все площадки заняты, вашей фамилии в списке нет! — Он повернул монитор компьютера так, чтобы они тоже могли видеть.
— Ничего не знаю! — возмущенно воскликнул мужчина. — Я заказал время неделю назад.
Его жена уже смирилась с неудачей.
— Да ладно, Курт, это бесполезно! Ты, наверное, опять что-то перепутал.
Мы с Мишке переглянулись. Он сделал равнодушное лицо, но глаза его говорили, что он проиграл.
Этот матч я не забуду никогда. Мы с Мишке словно старались наверстать упущенное, компенсировать недостающий элемент открытой борьбы. Я играл с полной отдачей сил, но мы с Бабс все же потерпели сокрушительное поражение.
Фрау Бухендорфф сияла от радости.
— У меня для вас утешительный приз, господин Зельб. Как насчет бутылки шампанского на террасе?
Она единственная из нас совершенно непосредственно наслаждалась игрой и откровенно восхищалась своим партнером и противниками.
— Я тебя просто не узнаю, Петер! Ты сегодня, похоже, в прекрасном настроении?
Мишке старательно изображал искрящееся веселье. За шампанским мы с ним мало разговаривали.
