Нет, возможно, это было неправильно. Иногда он спал в ее постели или она в его. В мягком свете рассвета они поворачивались друг к другу, предлагая друг другу утешение без слов.
И все же между ними все еще была пропасть, им явно не хватало взаимопонимания. Ей хотелось, чтобы он знал все мельчайшие подробности ее жизни, ее потребности, ее желания. Он охранял свой внутренний мир очень тщательно, не подпуская ее даже близко. Она была чересчур эмоциональна, он — сдержан. Семья — для нее это значило так много. Он не мог то же самое сказать про себя.
Тесса боялась слишком настойчиво расспрашивать о его жизни, его желаниях. Когда она хотела это сделать, ее останавливала мысль, что каждым вопросом она раскрывает перед ним свою собственную уязвимость. Она ничуть не сомневалась, что его ответ будет резким, нацеленным на то, чтобы поставить ее на место и отправить ее обратно в Киттридж-Хаус. А ей очень этого не хотелось.
Глава 19
Какого черта он вообще здесь?
Чтобы доказать что-то своему дяде? Зачем? У того есть свое мнение, его трудно в чем-то переубедить. Ему, в сущности, наплевать на все. Он просто хотел какое-то время побыть вдали от Лондона. Судостроительные верфи ничуть не хуже любого другого места.
Джеред был не в силах ответить на вопрос дяди. А главное, он не знал, что ему делать с собственной женой.
И вот он стоял в адмиральской каюте, глядя сквозь сильно скошенные окна кормовой галереи. В нижней трети окон были встроены закрытые деревянные шкафчики, а сверху на них лежала объемная пачка чертежей «Победы». Ему не нужно было читать их; каждый фут оснастки, каждый квадратный ярд парусов, каждая железная скоба, каждый брус, каждая доска обшивки, каждый инструмент были словно отпечатаны в его мозгу. Он знал корабль так хорошо, что мог бы сам заново построить его.
Корабельная верфь была сценой неистовой деятельности. Новый шлюп должен был быть спущен на воду всего через несколько недель. Не такой величественный, как «Победа». На самом деле он был так мал, что для управления им было достаточно двадцати моряков. А чтобы поднять один только якорь «Победы», требовалось больше сотни матросов. К битве готовились еще два корабля, присланные сюда, потому что военно-морские доки были переполнены кораблями, ждущими ремонта. Слухи утверждали, что на средства Мэндевиллов английский флот все больше крепнет. Каждый раз, когда французы давали повод, британские корабли готовились выйти из гавани.
Значит, дело дойдет до войны?
Людовик XVI вместе с семьей бежал из Парижа. Король низложен, а народ бунтует. Внимание Джереда было сосредоточено на сцене, разворачивающейся внизу. Он нанял сотни рабочих, мастеровых, бывших матросов, кораблестроителей в добавление ко всем тем, которые будут населять этот корабль, когда он снова выйдет в море. Сотни людей, много кораблей. Вся его жизнь перемежалась войнами — то одной, то другой, — и каждая наполняла сундуки Мэндевиллов.
Многие годы герцоги Киттридж играли в свои промышленные затеи, как в игрушки, которые держали в старой классной комнате. Стэнфорду Мэндевиллу понадобилось всего несколько лет, чтобы превратить верфи в предприятие не только прибыльное, но и престижное. Мэндевиллы могли по праву гордиться, что они не почивают на лаврах, а по сей день верно служат Короне.
Солнце сверкало на океанских волнах, и Джеред невольно залюбовался раскинувшимся перед ним простором. Он здесь уже почти неделю. Его первоначальный интерес к «Победе» превратился в нечто большее. Ведь эта посудина была самым большим из кораблей Мэндевиллов.
Это и в самом деле был внушительных размеров корабль, снаряженный для адмиралтейства, с сотней пушек, расставленных по трем его палубам. Нос корабля украшала деревянная фигура женщины: ее голова запрокинута, словно бы защищаясь от волн, рыжие волосы были вырезаны с таким искусством, что казалось — они завиваются по шпангоутам, ее грудь была задрапирована шарфом, на котором была вырезана дата постройки. Действительно, судьбоносный год.
И необыкновенный корабль. Для его создания потребовалось семь лет, на один только корпус ушло две тысячи дубовых стволов. У него было три мачты, двадцать семь миль такелажа, больше пяти акров парусов, и в нем могли разместиться больше восьми сотен офицеров и матросов.
Три года назад «Победа» пришла домой на построившую ее верфь Мэндевиллов для капитального ремонта. Ее днище обшили медью, выкрасили кубрики. Когда работа будет закончена, над кораблем взовьется флаг адмирала лорда Худа. Джеред обожал это семейное детище. Он был не просто заинтригован, он искренне восторгался этим кораблем, когда ребенком смотрел с широко распахнутыми глазами на то, как он первый раз сошел на воду.
Джеред покачал головой, как будто чтобы стряхнуть воспоминание о том дне: с солнцем, бьющим по глазам так яростно, что казалось, что вокруг полыхает пламя. Повсюду с криками кружили чайки, и он не сводил с них любопытного взгляда, таская мать за руку то туда, то сюда, чтобы показать ей самую отважную, самую вертлявую, самую ловкую. А она наклонялась к нему и смеялась вместе с ним, ее глаза сияли отблеском его детской радости. Потом она велела ему остановиться, ее теплая рука на его щеке и ее улыбка были только для него одного, и вместе они смотрели, как огромный корабль плывет, покачиваясь, в море.
А что он делал здесь сегодня, для чего приехал? Несомненно, не для того, чтобы впасть в меланхолию. Это он мог делать в любом месте. И, разумеется, не для того, чтобы узурпировать место дяди во главе судостроительной компании Мэндевиллов.
Надо быть чистосердечным по крайней мере с самим собой. И жить не воспоминаниями, а сегодняшним днем. Он бы предпочел сосредоточиться на том, что есть. В настоящем. Сейчас. Здесь. Вещественное, осязаемое и крепкое, как шпангоуты, высушенные на солнце.
Конечно, это была ее вина. Все стало другим с тех пор, как он завел себе жену. Вся его жизнь закачалась, как будто он тонул в зыбучем песке. В то время как все вокруг до тошноты лезли ему в душу, никого по большому счету не интересовало, что он думает, что чувствует. По крайней мере с тех пор, как Маргарет Мэри Тереза Эстли стала герцогиней Киттридж. Его мечты оставались забытыми, память потускнела; воспоминания томятся в темнице его прошлого, чтобы исчезнуть с остальными бестелесными призраками.
Но она захотела понять его, вникнуть в его мысли.
А если он начинал думать о ней, то неизменно приходил к одному выводу: жен нужно отсылать подальше, чтобы жить своей жизнью.
Ее нижняя губа была слишком полной, лицо хорошенькое, но обычное А вот тело Тессы имело восхитительные изгибы, что всякий раз волновало кровь. «Почему ты помнишь последний раз, когда касался ее, с такой точностью, Киттридж?»
Ее волосы рассыпались по простыне в бурном беспорядке. Он запускал в них пальцы, расчесывая, потом сжал в кулаки около самой головы. Он склонился над ней, нежно водя кончиком языка по краю ее уха, чувствуя, как она дрожит под ним. Его руки поднялись к ее шее, обхватили ее, большие пальцы легли в ложбинку, водили по ключицам, по плечам. Она была как тающий шоколад, который Джереду-мальчишке хотелось сунуть в рот и жевать целым куском. Опыт общения с женщинами говорил: чтобы прочувствовать вкус каждой крошки, надо не торопиться.
К черту ее! К черту. К черту эти дурацкие мысли. И его тоже, за то, что женился на ней. Она была раздражителем, ненужной проблемой, морщинкой на гладкой поверхности его жизни. Она полна решимости быть такой же, как все жены: противоречащей, вмешивающейся во все, сводящей с ума. С тех пор как он женился на ней, все стало по-другому, как будто он смотрел на свой собственный мир через подзорную трубу. Правда, у него были друзья, иногда — развлечения, у него был Лондон. Что еще нужно человеку?
