касаясь, ладонью по вершине, перебирая в пальцах сосок, который воспрянул в напряженной мольбе.
Тихий звук, изданный ею, почти что вздох, и он чуть было не поддался нахлынувшему вожделению. Он чувствовал, что его член становится еще больше, напряженнее, тверже. Его губы окружили коралловый сосок, его язык ласкал его. Тесса, казалось, стала еще горячее под ним, как будто под ее чувствительной кожей нарастала волна жара.
Его губы безошибочно нашли ее рот. В ответ ее руки крепко сжали его плечи, будто он дарил ей жизнь своим ртом, наполнял ее страстью. Девушка под ним, невинная, почти что ребенок, очаровывала его. Ее руки обнимали его, а не отталкивали. А когда он положил пальцы на ее живот, выше лобка, она не отпрянула, а просто прикусила нижнюю губу, как будто чтобы подавить стон. Звук, вырвавшийся у нее, был одновременно слабой мольбой и едва озвученным возбуждением.
Ее колено было поднято; он нежно положил на него ладонь, потом проскользил пальцами вниз — к бедрам, к талии. Она затрепетала, по коже побежали мурашки. И снова нежное изысканное путешествие, когда он изучал ее, маленькие открытия, познание ее тела. Ее щиколотки были так же сладостно восприимчивы к его ласкам, как и ее прекрасные груди, прикосновение к подколенной ямке заставило ее вздрогнуть; это было исследование, которое нужно продолжить позже. Внутренние стороны ее бедер были бесконечно притягательны; здесь ее плоть, казалось, становилась еще горячее, как будто ведя к входу, скрытому под нежными, похожими на лепестки складками. Когда он коснулся ее там, она чуть было не вскочила с постели — так была потрясена.
Принуждение… нет, желание взять ее было таким всепоглощающим, что почти победило его в это мгновение.
Невинная!
Он лег на кровать, закрыв рукой глаза. Легкое движение сбоку, и вдруг прохладная рука легла на его грудь, несогласная лежать там спокойно. Пальцы скользили и запутывались в волосах, растущих там. Это было все равно что подкинуть дров в печь. За исключением того, разумеется, что его физический ответ совсем не собирался догорать.
— Почему вы остановились? — Она поднялась на локте и смотрела на него.
Он повернул голову, чтобы взглянуть на нее. Ее глаза были все такие же огромные, но темнее, чем раньше, как будто зрачки расширились настолько, что поглотили всю коричневую радужку. В них были искорки золота. Губы как будто стали полнее. Ее волосы лежали в буйном беспорядке.
— Потому что вы не готовы.
— О-о!
— Вы не понимаете, да? — Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее. Сейчас она выглядела слишком уж соблазнительно. — Если я возьму вас прямо сейчас, это будет для вас болезненно. А я не уверен, что смогу прикасаться к вам, не делая этого.
— Мне жаль. — В ее словах звучало раскаяние, последняя из эмоций, которую он хотел бы видеть в своей брачной постели.
— Вас нельзя винить, — сказал он, — во всяком случае, не больше, чем меня. Это всего лишь дело мужчины и женщины. Мне просто нужно ненадолго остановиться.
— Это будет часто случаться?
Черт возьми, в ее голосе звучало любопытство. Как будто это какой-то наглядный урок, она — ученица, а он — профессор, терпеливо разъясняющий материал. Все-таки с девственницами слишком много проблем. Даже с этой.
— Надеюсь, только в эту ночь.
— О! — Сейчас в ее голосе прозвучало разочарование.
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
— Если только у вас нет склонности заново выращивать вашу девственность, мадам. Девственницы — деликатные создания. Как я понимаю, в первый раз вас легко поранить.
— Так вот почему?
Черт, она выглядела слишком уж довольной. Афродита во время обучения. Нет, этой не нужно было никакого обучения. Факт, который должен был бы порадовать его, но почему-то странным образом раздражал. Почему — он понятия не имел.
— Я не против, если будет больно. Правда! Если только это произойдет всего один раз.
— Ну а я против. Я совсем не хочу, чтобы женщина подо мной корчилась от боли.
— В ваших устах это звучит ужасающе.
Он нахмурился и посмотрел на нее.
— Не говорите глупостей.
— Ну, это же вы отказываетесь продолжать. — Она легла на спину рядом с ним.
Несколько секунд спустя он перекатился и накрыл ее.
— Это на самом деле нелепая ситуация, — сказал он.
— Вы улыбаетесь. Я должна понимать это как знак, что вы достаточно отдохнули?
— Вам нужно научиться кое-каким манерам, — ответил он, удивляя самого себя тем, что поддразнивает ее. — Вы что, не знаете, что я герцог?
— Я в должном благоговении. — Ее ладонь легла на его щеку, глаза сверкали слишком уж ярко. Целовать ее было как проваливаться в пустоту, в ночь, усыпанную звездами. Его возбуждение, которое за время передышки не уменьшилось ни на йоту, стало еще больше.
— Боюсь, в этом нет никакой пользы, — сказал он, выныривая из их поцелуя, как пловец, только что выброшенный волной на берег. — Мне жаль, если я сделаю вам больно. Это нехорошо.
Ее глаза как будто поглощали его.
— Я не боюсь, честно.
— Перестаньте говорить такие вещи.
— Нет смысла так хмуриться на меня. Я ничего не могу поделать с тем, что никогда раньше не занималась такими вещами.
— Черт побери, некоторые люди называют это «заниматься любовью».
— Тогда почему мы кричим друг на друга?
Смеху не место в спальне, это уж точно. Но самым естественным на свете в эту минуту было захохотать над двусмысленностью ситуации. Ее губы становились слаще, когда изгибались в улыбке, а ее кожа теплела, когда она заливалась смехом.
— Вы должны сказать мне, о чем думаете, — потребовал он мгновение спустя. Каждая мысль сосредоточилась на том, чтобы заглянуть в ее глаза. Широко распахнутые и встревоженные. Она, такая нежная, трепещущая в его объятиях, казалась бесконечно хрупкой. Ему безумно хотелось завершить это, свершить действие, которое свяжет их и законом, и плотью.
Она моргнула, глядя на него, ее улыбка дрожала.
— А у вас было много практики в этом? — Ее голос прозвучал слабо, как-то испуганно.
— Достаточно, — сказал он, наклонился и поцеловал ее снова, прогоняя ее тревоги единственным способом, который знал сейчас.
— Вот с какой стати, — пробормотала она под его губами, — это называют дефлорацией?
Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Ее губы, полные и розовые, изгибались в улыбке.
— В конце концов, я же не роза. Но я совершенно готова, чтобы меня сорвали, Джеред.
И он сделал это, со всем мастерством, какое смог собрать, хотя и почти сходил с ума от вожделения. Уже потом Джеред осознал, что никогда раньше не овладевал женщиной, которая улыбалась ему и поощряла его стонами и легким смешком.
Глава 2
Солнечный свет играл как языки пламени на простынях цвета светлой слоновой кости. Тесса моргнула,
