места в скафандре. При моем немаленьком для космонавта росте в 185 сантиметров это совсем не простая задача. Володя помогал, а точнее, запихивал меня туда. К 17 часам московского времени все операции, предшествующие открытию выходного люка, были выполнены. И через 16 минут я открыл выходной люк. Если говорить честно, то выходить из него не очень хотелось — страшновато.
Внизу плыла Земля, и перемещение станции ощущалось очень заметно — все-таки 8 километров в секунду. У нас был как раз сеанс связи, и мы начали выход над Средиземным морем. В «говорящей шапке» голос Виктора Благова: «Ребята, работайте спокойно, не волнуйтесь».
«И вы не волнуйтесь, все будет хорошо», — говорю я, понимая, как все волнуются на Земле.
До входа в тень оставалось минут десять. Выбравшись на поверхность, требовалось откинуть специальный поручень, чтоб, закрепившись около него, переждать темное время. Но поручень не поддавался. Наконец мне удалось его отбросить. Володя оставался внутри отсека и должен был находиться там всю темную часть витка. Солнце быстро зашло за горизонт, и еще быстрее наступила ночь. Внизу виднелась ночная Земля. Связи с ней уже не было. Мы в это время пролетали над Японией, и освещенные города были отчетливо видны. Если бы я знал Токио до полета, то, верно, опознал бы основные магистрали города и отходящие от него автострады. Дальше мы летели над темным сейчас Тихим океаном. Луны в это время не было. Темнота, только светят звезды, яркие, горячие. Работать в такой темноте невозможно, да этого и не требовалось. Так я и висел, как потом говорили, на подножке трамвая, около получаса. Через иллюминаторы я видел Володю, и мы обменивались информацией. Время подходило к рассвету. На орбите рассвет смотрится совсем не так, как на Земле.
Весь процесс идет очень быстро. Сначала появляется на границе Земли и атмосферы тоненькая синеватая или зеленоватая полоска в том месте, где потом должно показаться Солнце. Полоска очень быстро, буквально за несколько минут, разрастается в большую полосу, светящуюся всеми цветами радуги. Это. Солнце, подсвечивая снизу атмосферу, заставляет ее играть такими красками. От состояния атмосферы, наличия облачности и зависят эти цвета и их сочетания. И хотя за полугодовой полет я много раз наблюдал восход Солнца, каждый раз это чудо вызывало восхищение и удивление.
Так и сейчас, находясь снаружи станции и обдумывая все трудности предстоящей работы, я тем не менее с восторгом встречал рассвет. Это был уже юг Тихого океана, и впереди должна была показаться оконечность Южной Америки. Там в это время была зима. Горы и ледники ослепительно сверкали. А в проемах гор виднелись незамерзшие, наверное, соленые озера с зеленоватой водой. Солнце еще не взошло, а я уже стал двигаться вдоль станции. Володя начал выход из отсека. Ему следовало занять мое место и травить мой фал, через который к скафандру проводилось электропитание. Кроме того, он должен был затащить меня в отсек, если бы со мной что-нибудь случилось.
Итак, я начал двигаться к антенне. Ориентация станции была такова, что антенна была обращена к Земле и продольная ось станции также направлена к Земле. Поэтому по отношению к Земле мне пришлось идти как бы головой вниз.
Я довольно быстро добрался до торца и осмотрелся. Кроме этого мертвого зацепа, жесткие элементы конструкции вошли в мягкую обшивку станции и расклинили ее. Но начинать надо было с основного места, и я стал туда подбираться. Во что бы то ни стало следует перекусить четыре стальных тросика, чтобы освободить основной зацеп. А дальше — посмотрим.
Обследовал зацеп и все время разговаривал с Володей, рассказывая ему о характере предстоящей работы. Инструмент у меня был привязан к перчатке. Медленно начал перекусывать первый тросик. Толщиной он был около миллиметра и натянут, как струна.
Антенна качнулась и пошла прямо на меня. Слышу, в наушниках Володя кричит: «Осторожно, вправо!»
Постепенно колебания затихли. Отрезал второй тросик, и антенна качнулась в другую сторону. И так все остальные...
С собой у меня была длинная, метра полтора, палка с усами, которой я должен был защититься в том случае, если бы антенна стала меня накрывать, и этим же инструментом я должен был как можно дальше оттолкнуть антенну от станции по направлению к Земле. Мне удалось это сделать, и антенна довольно быстро стала удаляться от станции. Пошла!
Мы оба радостно закричали. Все! Освободились! Зоны связи еще не достигли. Мы подходили к Африке. И тут мне очень захотелось вернуться в станцию. Уж слишком удачно все вышло. Как-то неправдоподобно даже. Честно говоря, я очень сомневался, что все это получится. А теперь... Нет, еще нельзя уходить — надо осмотреть станцию. Да, поработал над ней космос, поизмывался — обшивка кое-где порвалась, выцвела.
Слышим, начинается сеанс связи, ну, мы так спокойно докладываем, что, мол, антенны уже нет. По тишине в Центре управления мы поняли, что нам не очень-то верят. Всю эту работу мы выполнили вдвое быстрее, чем планировала Земля. Нас еще раз запросили, и после того, как мы подтвердили, что антенны действительно нет, в Центре управления грянули аплодисменты, да такие, будто мы подключились к огромному зрительному залу.
А я тем временем дошел до люка, салфеткой, которую прихватил с собой, все-таки протер иллюминатор. Подумал, что специалистам эта космическая пыль пригодится для исследований. Собрал и образцы материалов и покрытий, которые оставила предыдущая экспедиция, — тоже для анализа на Земле. А с Земли все неслись благодарности и поздравления. Завтра у меня день рождения.
Итак, мне сегодня исполняется 40 лет. Возраст немалый. Дни рождения на орбите были у многих моих товарищей. Такие праздники в свое время отмечали на орбите Севастьянов, Кдимук, Иванченков. Совсем недавно мы отметили 38-летие моего напарника Володи Ляхова.
В первые рейсы в космос отправляли молодых парней, а когда полеты усложнились, сорок лет — это как раз тот космический возраст, когда, по словам нашего поэта Евгения Евтушенко, «умна почти, как старость, наша зрелость, но эта зрелость вовсе не стара». Во всяком случае, здоровье есть и, надеюсь, останется даже после такой длительной экспедиции.
Я родился 16 августа 1939 года в городе Комсомольске-на-Амуре. Родители участвовали в строительстве этого города, заложенного после установления Советской власти. Потом они работали на заводе. Перед самым началом войны семья переехала в Подмосковье, где я и вырос. Окончил восемь классов, техникум. Затем служил в Советской Армии. Был командиром танка. А уже после окончания службы в армии закончил институт, факультет электроники и счетно-решающей техники. По специальности я инженер-электрик.
В 1965 году я был направлен на преддипломную практику в конструкторское бюро, руководимое С. П. Королевым. В то время в КБ работали над несколькими темами. Наиболее активно шла работа по автоматической станции, которая должна была осуществить мягкую посадку на Луну. Объект был уже создан, и проходила доводка его систем. Прошло уже несколько пусков для отработки посадки на Луну. Подобная задача решалась впервые, и не все удавалось с первой попытки.
Параллельно велась разработка нового корабля «Союз». Вначале было несколько вариантов. Мне в качестве дипломного проекта предложили выбрать тему по системе телеизмерений. Работа была интересной, и я около полугода готовил диплом. Тогда мне показалось, что я справился с поставленной задачей, с отличием защитил диплом и был оставлен работать в отделе, который занимался проектированием систем телеизмерений. Но когда я после отпуска вышел на работу, отдел разделили, и из него выделилась группа, из которой должен был быть создан новый специализированный отдел по наземным испытаниям космических объектов. Дело в том, что до этого времени наземными испытаниями занимались разработчики систем. Каждый испытывал свою часть. На том этапе это было возможно, так как объекты были достаточно простые. К моменту же создания «Союза» стало понятно, что это корабль уже
