перевидал на своем веку эрделей! И каких! (Хотя моя Снукки была отнюдь не из худших; но тем строже он подходил к ее оценке!) Цепочка людей и животных не прошла полного круга по рингу, как он, видимо, договорившись со старшим коллегой, сделал мне знак, предлагая выйти из ряда на середину. Что ж, и к этому было не привыкать. Не раз выставка для Снукки заканчивалась подобным образом: сразу «отлично», золотая медаль — и привет!..
Увы, на сей раз все обстояло по-другому. Оба они внимательно осмотрели Снукки; остальные стояли и наблюдали за нами. Затем главный судья сказал:
— Вне ринга. — И, видя, что я не понимаю, пояснил: — Описание вы получите. А сейчас оставьте ринг. Погуляйте.
— Идите, идите, — как совершенно чужому и, не глядя в глаза, повторил за ним Алексей Викторович. Губы его сложились в маленькое сердечко, словно у обиженного ребенка, и приняли подчеркнуто-строгое выражение. Я повиновался, не понимая, что произошло.
Почему-то припомнилось, как однажды на нашей выставке приезжий судья сказал Альбине, дочери Снукки: «Где бороду-то потеряла?» Владелица Альбины краснела, бледнела, но это не спасло ее от критических замечаний. У Снукки бороденка тоже стала жиденькая.
Ринг тем временем продолжался. А мы со Снукки стояли как неприкаянные. Я не мог взять в толк: куда нам теперь?
Да, оглядываясь назад, я теперь сам удивляюсь, каким оказался тугодумом. О чем говорил Алексей Викторович с главным судьей? Вероятно, сказал: собака знаменитых кровей, сама многократная выставочная победительница… ну, и все такое прочее. Зачем позорить ее? Пусть уйдет с миром. Вот что значило «вне ринга». Назидание всем. К животному всегда нужно быть внимательным; нельзя — вывел на прогулку, покрасовался, а потом забыл…
Алексей Викторович спас меня от позора. Но одновременно он поставил точку. С арены нужно уходить вовремя. Я пренебрег этим правилом… В сущности, в этот день он преподал мне урок дружбы и принципиальности. Спасибо, спасибо, дорогой друг!
Когда-то Алексей Викторович обратил меня в свою веру — сделал эрделистом; ныне он подвел и черту под моей деятельностью владельца четвероногой знаменитости, долгое время служившей украшением выставочных рингов. В этом имелась некая закономерность, или, если хотите, какое-то облегчение, утешение для меня.
И все-таки я был растерян, подавлен. Как?! Снукки больше не отличница, не победительница выставок? Обидно…
Долго думал, какую телеграмму послать домой. В конце концов сочинил, не очень вразумительно (дома ее не поняли): «Выставочная карьера Снукки окончена тчк. Оценка прежняя но вне конкурса тчк. Судейство было очень строгое тчк. Эрделей небывало много тчк. Послезавтра выезжаем домой тчк».
Что я еще мог написать? Свалить на болезнь, на возраст? Откровенно говоря, хотелось, но удержался. Нечестно. Признаться, что я плохой хозяин, просмотрел, мол, виноват?
«До самых врат смерти…»
Теперь я приступаю к самой грустной части своего повествования, если не считать горестей и бед, принесенных войной.
В отношении Снукки я постепенно успокоился: не вечно же ей ходить в чемпионках! Годом раньше, годом позднее, но все равно пришлось бы сходить со сцены. Конечно, приятнее, когда это происходит позже, но, в общем, Снукки и так уж набрала немало медалей. Заботил Джери. Неумолимая судьба посылала новое испытание и, кажется, самое серьезное…
Снова больница, врачи, рентген.
Со дня операции прошло около десяти месяцев. Недолго Джери радовал своим здоровым видом. Опять началось что-то неладное. Да, приходилось признать, недуг вцепился в Джери и не отпускал.
Тяжело терять друзей; а Джери был действительно друг, верный, испытанный, могучий, готовый пойти в огонь и в воду ради хозяина; рецидив его болезни потряс меня, и теперь я уже с трудом прослеживаю ход событий, их последовательность.
Однако попробую все же восстановить, как все происходило.
Я заметил припухлость на морде Джери. Флюс? Болят зубы? Приподняв верхнюю губу, обнаружил под нею на десне шишку с голубиное яйцо. Круглую, аккуратную. Откуда она взялась? Отчего?
Не помню почему, — вероятно, Леонид Иванович находился в краткосрочном отъезде, — но осматривал Джери другой врач, услугами которого мы пользовались и раньше. Он хмурился, молчал, долго не говорил ничего определенного.
— По поводу чего его оперировали?
— Рака.
— М-да…
Нужно было вести Джери в поликлинику, но на другой день был выходной. Опять пришел знакомый врач. Опять долго прослушивал, прощупал шишку и наконец уронил:
— Похоже на опухоль…
Опять опухоль! Опять!!!
— Я его на рентген хочу, — сказал я.
— Очень хорошо. Это необходимо. Потом сообщите мне.
Вечером Джери почувствовал себя хуже, по телефону я посоветовался, что делать. Ответ был не слишком обнадеживающим:
— Попробуем стрихнин впрыснуть. У него, наверное, боль…
— Это поможет? — нетерпеливо спросил я.
— Там увидим, — уклончиво ответил он. — Я к вам зайду завтра…
Назавтра я повел Джери в поликлинику. Леонид Иванович был на месте. Увидев его, я сразу почувствовал облегчение, мне казалось: Леонид Иванович тут — все будет хорошо.
Леонид Иванович стал осматривать Джери.
— Тише!
Все притихли. Джери тоже затаил дыхание.
— Ах ты, умница! — любовно произнес Леонид Иванович. Джери вильнул хвостом, и тогда все услышали, как он тяжело дышит. Носоглотка была заложена, Джери с трудом продувал ее, напрягаясь во всю силу своих могучих легких.
Леонид Иванович зажал ему одну ноздрю, потом другую.
— Слышите? — Одной ноздрей пес не мог дышать.
Повели в рентгеновский кабинет, уложили на столе. Между вытянутыми лапами поместили деревянную подставку, на которую положили алюминиевую заряженную кассету, и на нее — голову Джери. Я успокоил Джери, он притих и засипел.
Николай Дмитриевич центрировал лампу.
— Давайте, — сказал Леонид Иванович. Его рука лежала на шее Джери, рядом с моей.
Секунда… другая…
— Готово!
— Все? — спросил я удивленно.
— Все. Подождите, сейчас проявят снимок, и решим дальнейшее.
Пока проявляли, Джери сидел на столе. Добрый дядя Джери! Я рассеянно скользил взглядом по знакомым предметам, украшавшим кабинет, фотоснимкам, портретам… «Кюри Пьер, Кюри Мари, Рентген Вильгельм Конрад…» — читал я, едва ли что-нибудь понимая.
Вскоре Леонид Иванович уже держал в руках сырой снимок. Начался длинный профессиональный разговор с рентгенологом.
— Посмотрите, — показывал Леонид Иванович; я тоже старался увидеть, но ничего не понимал. — Видите? Нужно определить пораженную область. Затронута или нет гайморова пазуха… Где у вас снимок
