раза в месяц, теплой водой с мылом; а если собаки пачкаются на прогулках (в больших городах на улицах всегда много копоти, сажи), то и чаще, по мере надобности. Привыкнув к этой процедуре, собаки терпеливо переносят ее, хотя и не выказывают особой радости.
Так было и на этот раз. Взрослые собаки послушно стояли в цинковом корыте и, опустив головы, покорно ждали, когда кончится мытье. Хотя они и привыкли к нему, но всегда принимали как тяжелую повинность; Ахилл находился тут же. Лез в корыто, в ведра с водой, вымазал нос в мыльной пене. Когда же очередь дошла до него, сразу притих; улучив момент, пытался сбежать, но его поймали и водворили в корыто, невзирая на отчаянное сопротивление, вскоре, впрочем, прекратившееся. После мытья я стал его протирать тряпкой, как обычно. И тут вдруг Ахилл обозлился, зарычал и даже оскалил зубы.
Общий баловень, он рос озорным и шустрым, его проделкам не было конца. Он мог, например, вцепиться в хвост Джери и повиснуть на нем или, куснув дога в нос, задать тягу в другую комнату. Джери обычно прощал ему все выходки. Но однажды Ахилл так допек своего терпеливого покровителя, что тот, решив проучить надоеду, с самыми недвусмысленными намерениями бросился на него. Дог хотел схватить шалуна за шею. Ахилл увернулся, и вместо шеи в пасти Джери оказалось ухо озорника.
Я не думаю, что добряк Джери собирался покусать щенка; просто он хотел припугнуть, и в том, что получилось, был виноват сам Ахилка. Он рванулся, и зубы дога оставили на треугольном лопушке вполне ясные следы. Брызнула кровь, щенок завизжал, Джери смущенно поспешил ретироваться в свой угол. Прокус скоро зажил, но остался небольшой шрам. По этой отметине Ахилла можно было отличить среди тысяч себе подобных, как бы они ни были похожи на него.
Дружба дога с щенком продолжалась до тех пор, пока не пришло время им расстаться.
За Ахиллом приехал мой товарищ. Когда он взял щенка на руки, Джери грозно зарычал и с оскаленной мордой кинулся отнимать. Хорошо, что я вовремя успел перехватить его!
Пожалуй, я еще ни разу не видел Джери таким злобным. Он вообще безошибочно разбирался во всем и понимал, что коли я впускаю кого-то в квартиру, да еще приветствую, то, конечно, это такой человек, за которым не требуется следить. Но на этот раз он сразу принял моего товарища как своего врага.
Новый владелец Ахилла поспешил скрыться за дверями. Донеслись удаляющиеся шаги, негромко стукнула калитка… Дог, стоя на пороге, напряженно прислушивался, ждал: не послышатся ли вновь шаги, не принесут ли Ахилла, и вдруг, поняв, что Ахилл не вернется никогда, протяжно завыл.
Тихо стало в нашем доме, не хватало малышей; зато во многих домах появились представители новой породы.
Теперь я мог сказать Алексею Викторовичу, что не зря взял Снукки.
Растерянно ходил Джери по комнатам, обнюхивал углы или, растянувшись на полу перед Снуккиной подстилкой, подолгу внимательно разглядывал ее, словно ожидая, что вот-вот на ней снова закопошатся маленькие курчавые существа, такие беспомощные и такие надоедливые, но к которым Джери-дядюшка успел сильно привязаться.
Приходилось отсылать его на место. Но в прихожей Джери скучал еще сильнее. Тогда дог нашел выход, как обойти мой приказ, в то же время не нарушая его. Он сгребал свою подстилку, потом, пятясь задом, втаскивал ее в комнату и там ложился на нее. Получалось, что и приказание выполнено: лежит на своей постели, и поближе к хозяину, веселее.
Снукки переживала потерю щенят значительно меньше. Да это было и понятно: она-то от них устала больше всех!
ДЛЯ ЛЮБИМОЙ РОДИНЫ
Игорь не забыл про свое обещание. Он, как посоветовал ему Сергей Александрович, оставил одного щенка из помета Геры, вырастил, воспитал его, и вот наступил день, когда Урман — так назвал Игорь своего воспитанника — должен был отправиться в армию.
Юные члены нашего клуба — пионеры и комсомольцы — часто передавали воспитанных ими собак Красной Армии.
Обставлялись эти передачи торжественно и запоминались надолго.
Обычно передавали коллективно, то есть не одну собаку, а сразу несколько, выращенных разными хозяевами.
Так было и на этот раз.
«Подарочный пес», как в шутку назвал Шестаков Игорева Урмана, удался на славу. Ему было уже около полутора лет. Это было хорошо развитое животное с крепким костяком, натренированными мускулами, лоснившаяся шерсть лежала волосок к волоску. Игорь мог по праву гордиться своим питомцем.
— Настоящий уралец, выносливый, сильный, крепкий, — заметил Сергей Александрович, осматривая Урмана. — Даже кличка чисто уральская[26].
— А работать он любит? — спросил Шестаков, верный привычке расценивать собаку прежде всего по ее практической пригодности.
— Любит, — уверенно ответил мальчик.
— То-то. Нам нужны работники. Ему ведь не на диване сидеть!
Торжественный акт передачи проходил в Зеленой Роще, в воскресенье. Перед вручением собак бойцам животных публично проверили. Испытания начались ровно в двенадцать часов. На волейбольной площадке поставили переносный барьер, и собаки стали показывать свое искусство в прыжках, потом по команде переползать, приносить «апорт». Затем начались и более сложные упражнения по различным разделам специальных служб.
Все «зачеты» Урман сдал на «отлично», как и следовало ожидать; Игорь Рогов был одним из лучших членов среди молодежи нашего клуба.
Короткий перерыв. Затем началось самое важное. Оркестр заиграл марш. На площадку, вокруг которой толпился народ, вышли с собаками семь подростков — пять мальчиков и две девочки. Да, да, девочки у нас тоже воспитывали собак и передавали их в армию. Пройдя по кругу, они остановились, выстроились в одну шеренгу, собаки сели. На середине круга появился Сергей Александрович в полувоенной форме. Он громко зачитал фамилии семерых ребят, передающих своих животных в дар любимой Родине, назвал клички собак, их породу и возраст.
Правофланговым в шеренге стоял Игорь. Вспоминая об этом торжестве, я всегда думаю о том, насколько, вероятно, трудно отдать такого пса и как велико должно быть желание послужить своему отечеству, чтобы сделать это. Ведь Игорь отдавал друга. Отдать собаку — это оторвать от себя что-то очень дорогое, близкое.
А как весело было ему ходить с Урманом на дрессировочную площадку! Скоро площадка для них стала мала, и они частенько отправлялись за город — в лес, в горы. Иногда ходили группой в несколько человек, иногда вдвоем с товарищем.
Стояли морозные январские дни. Но зимняя стужа только прибавляла бодрости. Утром рано, подвязав к саням лыжи, Игорь впрягал Урмана в санки и спешил к товарищу на соседнюю улицу. Урман оказался отличной ездовой собакой. Ходить в упряжке Игорь научил его легко.
Сперва, правда, пес упрямился, норовил выскочить из упряжи, освободиться от стесняющих его ремней, вертелся волчком и так запутывался в постромках, что его потом с трудом удавалось распутать, но со временем привык и легко тянул сани с сидящим на них хозяином. Игорь покрикивал, Урман мчался упругой рысью, встряхивая головой. Санки скользили легко, прохожие смотрели, посмеивались. Через несколько минут Игорь был уже у товарища, а еще через каких-нибудь полчаса они достигли леса.
Вот и знакомая тропинка… Ее слегка запорошило, но Урман знает и сам сворачивает на нее. Поскрипывает снег, молчаливые, в белом уборе сосны стоят по бокам. Тишина. Шум города остался позади. Шелест ссыпавшегося с ветвей снега слышен за сотню метров.
Иногда в прогулке принимал участие отец Игоря — Алексей Иванович с Герой, он шагал так быстро, что ребята едва поспевали за ним. С тропинки они сворачивали на старую лыжню и по ней выходили на широкую просеку.
— Начали, ребята? — спросил Алексей Иванович.
