— Только смотрите, потом не хныкать, друзья…
А назавтра хлоп! — повестка из милиции. Явиться всем троим. Понятно: за скандал. Заработали голубчики. Пришли — там уже Лидия Ивановна сидит, дожидается. Свидетель.
Нас привели к начальнику отделения.
— Зачисляем вас в бригаду содействия милиции.
— Как в бригаду? Почему?
— Вот те раз — «почему?!» А в чужой двор с собаками зачем ходили? Лидии Ивановне что говорили… Или не хотите, что ли?
— Нет, хотим!
— Так в чем же дело? Идем навстречу вашему желанию.
…Таким манером мы с Акбаром и стали работать в бригадмиле. Лидия Ивановна все это устроила.
Глядя на нас, начали записываться и другие. Первое время собаководов-бригадмильцев включали («придавали», как выражается Лидия Ивановна) в обычные бригадмильские бригады при участковых уполномоченных. Потом возникли специальные бригады исключительно из собак и их владельцев.
Работа бригадмильской собаки — это, по сути, работа профессиональной милицейской собаки. Для того чтобы патрулировать в ночном городе, задерживать нарушителей общественного порядка и спокойствия, нужна собака смелая и злая.
Наш брат ребята, парни-комсомольцы, как с ума посходили. Осаждают Лидию Ивановну: «Травить, травить!» Хоть на телеграфный столб! Увлечены необычайно. Всегда была учеба, тренировка, а тут впервые настоящая работа!
— Смотрите только, костюмов не рвать! — наказывала всем Лидия Ивановна.
У нее чуть что — первая мысль: «Порвет костюм!..» Ее Акбар на своем веку их столько спустил с разных проходимцев, что, наверное, целой ткацкой фабрике надо год работать. Другой хулиган из-за покуса не шумит. Покус заживет. Собаки у нас вакцинированные, бешенства не бывает. А порвал одежду — плати.
Думаете, все к нам с самого начала относились хорошо?
Как бы не так! Сама же милиция на первых порах постоянно притесняла нас. Постовые милиционеры задерживали ночью. Приведут в отделение, там — списки активистов; проверят по списку — отпустят. Доказывай не доказывай — только список и выручал!
«Вам делать нечего, потому по ночам ходите», — говорили издевательски дворничихи.
Для начала за нами закрепили большой общественный сад. Мы приходим незадолго до закрытия. Надо обойти аллеи, предупредить граждан, что сад закрывается, будут спущены собаки. Собаки — на поводках. После закрытия обходишь еще раз. Теперь собаки не на привязи и по команде «ищи!» прочесывают все кусты. Если найдут кого-либо — не кусают, но облаивают (разумеется, при отсутствии встречных враждебных действий, если противная сторона ведет себя тихо). Это — «профилактическая работа».
Прежде в саду дежурили старушки сторожа. Процветало хулиганство, разная шпана лезла через забор, ломала насаждения, вытаптывала клумбы. После того как мы задержали несколько человек и сдали в милицию, все это быстро прекратилось.
Раз обнаружили большую кипу краденого толя. В темном уголке сада, в павильоне-раковине. Обычно там укрывались парочки, и мы обязательно заглядывали туда. Пришли — мой Акбар учуял новый запах, стал рыть, царапать лапами, и под кучей досок оказалось несколько рулонов толя. Толь был из музея, где шел ремонт.
В другой раз качалку детскую спасли. Ее тоже унес кто-то у зазевавшейся мамаши и припрятал до удобного момента.
Мне досталось ходить в паре с Попудрипкой.
Года два назад появилась в нашем клубе девица воображулистая. Все замуж старалась выйти. Потому и в клуб поступила: там народу много бывает. Собак боялась дико. Вся в завитых локончиках, в губной помаде. Через каждые полчаса открывает сумочку и пудрится, недаром — Попудрипка. А имя — Идея. Придумают же!
Около той же поры стал похаживать один душка военный в отставке. Дурак беспросветный. Как его в армии держали?! Наверное, оттого и в отставку уволили, что он только пенсию получать может. Говорил одними цитатами из передовиц. Начитается… за последние дни, конечно… и шпарит. На всех собраниях кимарит… засыпает со страшной силой. Только одним глазом поглядывает.
Наша Попудрипка быстренько окрутила его и уволилась.
С полгода ее не было видно. Потом, глядь, появилась опять. Но уже без мужа, без красавца своего. Вместо мужа завела собаку — овчарку Лукрецию. Стала активничать, посещать дрессировочную площадку.
И вот, что вы думаете, когда у нас начали уделять усиленное внимание бригадмильству, выбросили лозунг выдвинуть молодых, она и… выдвинулась. Попросила записать и ее. Между прочим сказала, что она поет. У нее меццо-сопрано.
Кто-то из мужчин усомнился в ее меццо. Она возмутилась.
Когда мне ее предложили в напарники, я хотел отказаться, да Лидия Ивановна остановила: «Может быть, с тобой перевоспитается».
Вот еще забота — Попудрипку перевоспитывать!
Идем по улице, а моя Попудрипка опять заводит:
Голос пробует. И почему-то все из «Царской невесты».
Я говорю:
— Тише, жуликов распугаете!..
А она:
— Гришенька, ты прелесть. Ты мне нравишься. Только в тебе нет никакой лирики! Ну просто никакошенькой!
Но между прочим, к обязанностям относилась добросовестно. И Лушу — Лукрецию то есть — хорошо выучила.
Раз поздно вечером патрулируем. Она опять свое:
А я слышу — заливаются тревожные свистки: старухи в саду на помощь зовут. Говорю Идее:
— Скорее!
Прибежали. Там — трое молодых хлыщей с огромными букетами. Наломали сирени. Двое дерутся, а третий кричит:
— Пустите собаку! Пустите собаку! Он его убьет, у него нож…
Оказался подвох, чтобы нас облапошить. Пока мы разнимали дерущихся, третий с сиренью тягу. Я спустил на него Акбара. Тогда эти двое — на меня. А Идея, не будь плоха, сейчас же Лушу с карабина — «фасс!». Та вмиг всех успокоила.
Тут подоспел участковый, забрал всех троих, а сирень повертел-повертел в руках и преподнес Попудрипке. Она была польщена чрезвычайно. Неделю потом говорила об этой сирени.
Особенно много всяких происшествий под праздник.
Под Первое мая, помню, было. Иду, вижу, двое пьяных с кульками, пакетами. Хорошо одеты, с
