Однажды утром из-за теплого моросящего, но все-таки дождя, Сергей пришел на работу в плаще. Не заходя на территорию комбината, он прошел в свой переговорный кабинетик «нулевого» корпуса, открыл расхлябанную дверку шифоньера, чтобы повесить плащ, и тут заметил в лежащей на полу коробке четыре батона полукопченой московской колбасы. Соловьев задумался, подошел к письменному столу и, выдвинув центральный ящик, увидел там еще два батона. Сомнений не было. Сергей постучал кулаком в стенку и громко позвал:
– Мишка, Валька!
Братья с туповатыми рожами и открытыми ртами в тот же миг ворвались в кабинет и встали как вкопанные, не проронив ни звука. За два месяца работы Сергей так и не запомнил: кто из них Валька, кто – Мишка. Один стоял и почесывал ногтями ладонь руки, другой смотрел куда-то в потолок, при этом левый глаз его стал уплывать куда-то в сторону. Правильно: косит Мишка – вспомнилось ему.
– Михаил, – обратился к нему Сергей, – посмотри: чье это? И как это попало ко мне в кабинет?
Братья внимательно разглядели колбасу в шифоньере и в ящике стола, после чего чуть не благим матом заорали в один голос:
– Сергей Сергеевич, режь, убивай, это – не мы!
– Я знаю, что не вы. Я спрашиваю: чье?
– Не наше это, Сергей Сергеевич!
– Заберите это к японской бабушке. Валька, купишь сегодня хороший замок и врежешь. Один ключ – мне и по одному вам, остальные – выкинешь. Если кто-нибудь еще раз сюда войдет без моего ведома, спрошу с вас. Поняли? Можете не отвечать! Идите!
Хозяева колбасы, а точнее, желающие ее лицезреть объявились через минуту. Радостные, красномордые, в брызгах дождя, хохоча над какой-то скабрезностью или гадостью, в кабинет ввалились без стука Коля Сандомирский в легком импортном кожаном пальто и еще один капитан милиции, но уже в форме.
– Здорово, начальник! Что не на производстве? Опять продовольственные заказы оформляешь для нетрудовой интеллигенции? Сергей Сергеевич, по дружбе разреши раздеться нам тут у тебя? Мы – ненадолго на территорию, с проверкой.
Не ожидая разрешения, капитаны, разбрызгивая с плащей во все стороны капли уличного дождя, сняли их и, открыв дверку шифоньера, засунули туда головы, чуть не стукнувшись лбами. Они уставились в пустую коробку, где пять минут назад лежали четыре батона колбасы. Про плащи капитаны забыли.
– Вот так, – промычал Сандомирский.
– Чего вот так? – спросил второй.
– Да ничего, а вот так, – ответил ему Сандомирский и тут же обратился к Соловьеву: – А вообще-то мы лучше на территории разденемся. Пойдем, капитан.
6
Любая жизнь, как и всякий другой отрезок времени, определяется событиями, разделяется событиями и протекает от события к событию. Ну вот взять, к примеру, какой-нибудь среднестатистический день; весь он делится на несколько отрезков знаковыми моментами: завтрак, обед, ужин, ну еще – неприятный разговор по телефону, встретил незнакомую красивую девушку, или, наоборот, – любимая позвонила по телефону и пригласила куда-нибудь. Увидел соседскую собаку с перебитой ногой. И таких событий в день может быть пять или десять, но не больше, по крайней мере – больше сразу-то и не вспомнишь.
Так и в жизни Соловьева вехой стало ЧП, случившееся на Заречной бойне в самый жаркий день августа. Главный инженер Ловчев неожиданно зашел к нему в кабинет уже под конец рабочего дня.
– Сергей Сергеевич вставай, собирайся – Родина зовет. А в общем-то – не до шуток. Быстро едем на Заречную бойню – там беда: главный холодильник разморозили. Фреон вытек! Двадцать пять тонн говядины и свинины в тушах гибнет. В городе уже все известно, завтра мне на комиссии горисполкома докладывать. Зампред только что звонил. Я тебе могу сказать, что если мы ситуацию не разрулим, в городе нас не поймут.
– Юрий Владимирович, а чего ее разруливать-то, если там резервный холодильник глубокой заморозки с минус семнадцатью стоит полупустой?
– Работяги забастовали. У нас же с тобой даже монорельса между холодильниками нет. Туши надо таскать вручную. Едем – надо решать все на месте. У тебя машина на ходу?
– Да вон – стоит наша с Глинкой разгонная.
Рабочие, бригада в семь человек, разновозрастные и разноростые, все как один в светлых брюках и белых рубашках-распашонках, сидели под навесом около проходной и курили. Они совсем не были похожи на тех работяг, которые в разодранных серых халатах с темными бурыми пятнами и с руками, по локоть замаранными кровью, болтались по территории бойни в течение дня. На рабочего был похож только один Ваня Рапанов, начальник бойни или забойного цеха номер два. Его белая рубашка со спины выбилась из-под брюк и, местами темная от пота, была выпачкана в чем-то красном. Он, как побитая старая собака, стоял перед своими охамевшими подчиненными и, исчерпав весь свой директорский ресурс и домашний лексикон, уже скулил и повизгивал в бессилии.
– Ваня, нам не надо твоих коленок для студня, обрези и колбасы. Заплати нам по десятке, и мы тебе все из лопнувшего холодильника в резервный перетаскаем. Это божеская цена: мыло на жиркомбинате и картошка на овощной базе – семьдесят копеек тонна. А арбузы на пристанях разгружать, извини-прости, уже по три рубля за тонну. Так вот мы с тебя за аккордную работу просим тариф. Только заплати деньги вперед, Ловчеву мы уже не верим. Он нам на той неделе обещал заплатить за разгрузку вагона, а дал по батону колбасы.
– Где же я вам сейчас возьму такие деньги, у меня ни в кассе, ни в сейфе, ни в кармане их нету.
– А ты дай нам слово – мы тебе поверим. Ты же партийный. Мы всем коммунистам уже шестьдесят лет верим.
– Вам бы все подъелдыкивать.
– Да нет, правда – верим.
– Ну, кроме Ловчева – всем!
– А мы его все равно подставим.
– Мы уже придумали – как! Вылетит он из партии.
Черту под издевательским диалогом подвели подъехавшие Ловчев и Сергей. Главный инженер испытующим взглядом обвел бригаду грузчиков.
– Ну что, работать будем?
– Нет, Юрий Владимирович, мы сегодня свое уже отпахали. Спины не разгибаются.
– Ты, Шпаненков, напрасно все это затеял. Хотя подожди Митрофана Демидовича – он, наверное, тоже сейчас подъедет. Может, он тебе чем-нибудь поможет.
– А мы его и ждем.
– Рапанов, Иван! – Тон Ловчева резко изменился на серьезный с игривого. – Сколько человек сейчас в цеху кроме этих раздолбаев и охраны?
– Шесть женщин: две уборщицы и раздельщицы, да я со снабженцем, да вас двое, да двое шоферов – ждут своих жен. Итого: двенадцать человек и четверо охранников. Вот и все – рабочий день-то давно уже закончился, – как бы оправдываясь, отрапортовал Рапанов.
– Ты не заикайся и не оправдывайся. Освободи от поддонов тележки, очисти и подготовь трассу между холодильниками и командуй людьми, а не скули. Да – пока светло, охранников оставь двоих: хватит, пока идут работы на территории. Мы с Соловьевым будем снимать туши с крючьев и грузить на тележки. Остальных людей расставляй сам.
В холодильнике было зябко даже в пиджаке, на который Сергей натянул белый халат. Холод парил и очень уверенно выползал наружу, на глазах растворяясь в жарком августе. Обрубки туш по тридцать – пятьдесят килограммов были неудобны для захватов; подтаявшие, они были скользкие от изморози и жира,
