— Господи, мне б такое одиночество, как у Эрика! — фыркнул Джейкобс. — С ним девица эта, которая ухаживает за ним, как ее там, Энгельбертина, что ли. Как мужик может жаловаться на одиночество, когда рядом такая женщина? Для меня загадка!
— Тут он прав, — вступил я.
— Видишь? Даже фриц со мной согласен.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты называл его так, — тихо сказал Хенкель.
— Фриц? А что тут такого?
— Это всё равно как если б я называл тебя евреем. Или даже жидом.
— Да ладно, привыкай, приятель! — хохотнул Джейкобс. — Сейчас жиды при власти, и вам, фрицам, придется делать то, что они вам велят.
Хенкель оглянулся на меня и четко, раздельно, как будто специально, чтобы позлить майора, проговорил:
— Мы пытаемся найти лекарство от малярии.
Джейкобс шумно вздохнул.
— Но я думал, что лекарство от малярии давно есть, — удивился я.
— Нет, — возразил Хенкель, — есть несколько способов лечить ее. Одни средства более эффективны, другие менее. Хинин. Хлороквин. Атебрин. Прогуанил. У многих имеются довольно неприятные побочные эффекты, и, разумеется, болезнь со временем становится устойчива против этих медикаментов. Нет, когда я говорю лекарство, то подразумеваю нечто большее.
— Слушай, ты уж отдай ему и ключи от сейфа, а? — перебил его Джейкобс.
Хенкель продолжил, ничуть не замешкавшись из-за явного недовольства янки:
— Мы разрабатываем вакцину. Стоящее дело, как считаешь, Берни?
— Ну… наверное.
— Пойдем, взглянешь. — Хенкель провел меня через первые стеклянные двери.
Джейкобс потянулся за нами.
— У нас двое стеклянных дверей, чтобы поддерживать определенную высокую температуру в лаборатории. Пожалуй, тебе лучше снять куртку. — Хенкель сдвинул первые двери, прежде чем открыть вторые. — Если я нахожусь тут долгое время, то обычно хожу только в легкой рубашке. Здесь тропический климат, как в оранжерее.
Как только он раздвинул вторые двери, меня обволокла жара. Хенкель не преувеличивал — точно входишь в джунгли. Лицо Джейкобса стало мокрым от пота. Я снял куртку и закатал рукава рубашки.
— Ежегодно, Берни, от малярии умирает почти миллион человек, — продолжил Хенкель. — Миллион! — Он кивнул на Джейкобса. — Ему требуется вакцина, чтобы прививать солдат от малярии перед их отправкой в ту часть мира, какую американцы намереваются оккупировать. В Юго-Восточную Азию, например. А уж в Центральной Америке вакцина жизненно необходима!
— Почему бы тебе не черкнуть статейку в газеты? — возмутился Джейкобс. — Расскажи уж всему чертову миру, чем мы тут занимаемся.
— Мы с Эриком хотим спасать жизни. — Хенкель и внимания на Джейкобса не обратил, он снял куртку и расстегнул воротничок рубашки. — Подумай, Берни: если именно немцы сумеют найти средство для спасения миллиона жизней в год, это может существенно сбалансировать счет, предъявляемый Германии за то, что она сотворила в войну. Согласен?
— Может, и так, — признал я.
— Миллион спасенных жизней ежегодно! Через шесть лет, пожалуй, даже евреи смогут простить нас. А через двадцать и русские…
— Он хочет подарить вакцину русским, — пробурчал Джейкобс. — Ну красота!
— Вот, Берни, что помогает нам не отчаиваться в случае неудач и двигаться вперед.
— Не говоря уже о куче денег, которые они огребут, если им удастся синтезировать вакцину, — добавил Джейкобс. — Миллионы долларов.
— Нет, — покачал головой Хенкель, — майор не понимает, что на самом деле нами движет. Он немного циничен. Верно, сэр?
— Как скажешь, фриц.
Я оглядел лабораторию-оранжерею. Две рабочие стойки по обе стороны комнаты. На одной — самое разнообразное оборудование, в том числе несколько микроскопов. На другой расставлено множество стеклянных контейнеров. Под окном, выходящим в аккуратный сад, — три раковины. Мое внимание привлекли стеклянные контейнеры. В двух кипела жизнь. Даже через стекло был слышен звон многочисленных комаров, словно крохотные оперные певцы репетировали, пытаясь взять самую высокую ноту. У меня мурашки по коже забегали от одного взгляда на них.
— Это наши ВИП-персоны, — сказал Хенкелль. —
Меня передернуло, я отступил от стеклянного контейнера.
— Генрих, ему не нравятся твои маленькие друзья, — заметил Джейкобс. — И не могу сказать, что я виню его. Я и сам терпеть не могу этих убийц. Мне снятся кошмары, что самый мелкий вылетел на волю и покусал меня.
— Уверен, у них вкус получше, — съязвил я.
— Вот почему нам и нужны еще деньги. На покупку современного оборудования. Электронный микроскоп нужен. Новые предметные стекла для микроскопов, контейнеры улучшенной изоляции, — слова были адресованы майору Джейкобсу, — чтобы предотвратить подобный несчастный случай.
— Мы над этим работаем, — бросил Джейкобс и нарочито зевнул, как будто бы устал слышать в сотый раз одно и то же. Он вынул было портсигар, но под осуждающим взглядом Хенкеля передумал. — В лаборатории не курить, — пробормотал он, засовывая портсигар обратно в карман. — Ладно.
— Надо же, вспомнил, — улыбнулся Хенкель. — Значит, у нас прогресс.
— Надеюсь, — проворчал Джейкобс. — Вот только и ты не забывай держать крышку плотно закрытой на нашем проекте, как мы и договаривались. — Он скосил на меня глаза. — Проект должен оставаться секретным. — И они с Хенкелем снова увлеклись спором.
Я отвернулся и, заметив старый экземпляр «Лайфа», валявшийся на стойке рядом с микроскопом, взялся за него. Ну что ж, будем улучшать свой английский. Я листал страницы — американцы на фото все такие благополучные. Новая раса господ! Я взялся читать статью, озаглавленную «Побитое лицо Германии», иллюстрированную сделанными с воздуха фотографиями немецких городков и больших городов после бомбардировок ВВС Великобритании и 8-й армией ВВС США. Майнц напоминал деревушку после урагана, а над Юлихом точно экспериментировали с первой атомной бомбой. Впечатляющее напоминание о нашем поражении.
— Да еще разбрасываешь где попало бумаги и документы, — ворчал Джейкобс. — По-настоящему секретные. — С этими словами он выхватил у меня из рук «Лайф» и ушел через стеклянные двери обратно в офис.
Заинтересовавшись, я поспешил следом. И Хенкель тоже.
Остановившись у письменного стола, Джейкобс нашарил в кармане цепочку с ключами, открыл кейс, забросил журнал туда и запер. Я недоумевал: что такого могло быть в этом журнале, какие секреты? Каждую неделю «Лайф» продается по всему миру, у журнала тираж несколько миллионов. Разве только они используют его для шифровок.
Хенкель тщательно сдвинул за собой стеклянные двери и хохотнул:
— Ну, теперь Берни решит, что ты попросту спятил. И я с тобой заодно.
— А мне плевать, что он там подумает, — огрызнулся Джейкобс.
— Джентльмены, — вмешался я, — все было очень занимательно. Но мне, пожалуй, пора. День
