душу свой безграничной власти. И тогда Янка без излишних раздумий попросту сорвала с его головы Венец Гекаты, несмотря на боль ожога, моментально пронзившую ладонь нестерпимым жаром, с трудом отняв хрустальную корону у отчаянно сопротивляющегося Каджи. А потом девчонка изо всех сил запустила узорчатый ободок куда подальше себе за спину, грудью преградив дорогу Гоше, порывавшемуся броситься за ним следом в попытке поймать.
- Ну, уж нетушки. Стоять, бояться!
Парнишка, - впрочем, как и все присутствующие в зале, - зачарованным взглядом проводил искрящийся в полете символ безграничной власти, описавший пологую дугу и, в конце концов, врезавшийся таки в одно из бесчисленных зеркал.
Вот тут- то они и рванули. Сперва взорвался при соприкосновении с преградой сам Венец Гекаты, мгновенно рассыпавшись на хрустальные песчинки, закружившиеся по залу в яростном вихре-вальсе. А затем разом вспучились и разлетелись по округе разнокалиберными осколками все без исключения зеркала. И яркий свет, струившийся из-под спиралевидного потолка, вмиг померк, схлестнувшись в ожесточенной схватке с тьмой, проворно выползшей из углов. Две противоположности схлестнулись, переплелись, стремительно закрутились, и уже через миг невозможно было разобрать, где ж был ослепительно белый цвет, а где таился непроглядный мрак. Все вокруг стало однообразным, тускло-серым…
Упругой взрывной волной Янку швырнуло в объятия к Гоше. Он инстинктивно поймал близняшку, вздрогнувшую всем телом, и продолжал крепко ее держать, словно боялся отпустить и тут же потерять свое счастье в этом бушующем вокруг них безумстве. А с его глаз и чувств именно сейчас словно пелена спала, и Каджи отчетливо понял, каким придурком был весь этот год, пытаясь отдалиться от друзей, отгородиться от них глухой стеной, якобы для их же блага, а на самом деле причиняя им нешуточную боль. Да и себе тоже.
Невдалеке, каким-то чудом прорвавшись в сознание посреди какофонии взрывов, послышался единичный хлесткий удар кончиком посоха о твердь камня. Это Верд-Бизар, с присвистом пробормотав одному ему известное заклинание, изо всех сил вдарил 'Звездой Странствий' по полу. И всех троих незамедлительно выбросило в самый центр школьного двора, посреди Хилкровса, посередь весны.
- Ну…наконец-то…дождалась, - тихо прошептала Янка, устраиваясь головой поудобнее на плече у парнишки. Ее серо-голубые глаза, подернувшись туманной поволокой, медленно закрылись, спрятавшись под длинными ресничками. А непослушные губы добавили: - Жаль…только…что…так…поздно…Прости… меня…
Верд- Бизар, коротко глянув на ребят, неодобрительно покачал головой и шустро…трансгрессировал, что вообще-то в пределах школы было невозможно проделать.
- Это ты меня прости, Янка, - Гоша продолжал бережно прижимать близняшку к себе и, как ни покажется странным, совершенно не стеснялся, что кто-нибудь из одноклассников может их сейчас увидеть.
Она ничего ему не ответила, становясь все тяжелее и тяжелее. Дыхание девчонки было едва слышным, и казалось спокойным, умиротворенным. От ее пушистых волос, щекотавших парнишке нос своими легкими прикосновениями, ароматно пахло свежей березовой листвой, будто он в своих объятиях держал сейчас саму Весну. А под правой ладонью Каджи, которой он осторожно придерживал девчонку за талию, становилось все теплее и…сыро. От крови. Он сейчас этого не мог видеть, но мы-то знаем, что один из осколков, короткий, но острый, будто кинжал, вонзился Янке под левую лопатку. Спустя несколько тягучих секунд и до парнишки добралось запоздалое осознание произошедшей трагедии.
А серебристая змеюка посреди ядовитой зелени волос близняшки невозмутимо переливалась всполохами да подмаргивала искорками.
И тогда Гоша, еще крепче прижимая к себе подругу, словно этим он мог исправить прошлое, настоящее и будущее, исступленно-яростно проорал в лучезарную голубизну весеннего неба, запрокинув голову вверх:
- НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!
В его неистовом вопле было столько боли, ярости, мольбы и отчаянья, что все без исключения окна замка, смотрящие на внутренний дворик школы, не выдержали такого напора чувства безвозвратной потери. Покрывшись сперва паутиной трещинок, они затем дружно, будто по единой команде, с мелодичным звоном мелкими осколками осыпались вниз. Только Гоша не обратил на это внимания. Парнишка, опустившись на колени, продолжал одной рукой осторожно придерживать Янку, не желая больше даже на короткий миг расстаться с подругой, а другой ладонью он размазывал по щекам обильные слезы. Они лились из глаз безудержно, словно хотели своим неистовым потоком смыть с его души всю скопившуюся там черноту, серость, пыль и грязь. Потому-то Каджи и не видел, что со всех сторон к ним с Янкой, стекаются испуганно-ошеломленные небывалым происшествием обитатели Хилкровса, от мала до велика. А на прежнем месте, словно и не отлучался никуда, материализовался Этерник. Только на этот раз он был не один. За руку он держал Диорума Пака…139
Глава 35, короткая, прощальная. На круги своя…
Денек140 первого июня выдался погожим. Солнце жарило землю своими лучами с таким усердием, словно желало за один день вытопить из нее всю ту влагу, что скопилась за полгода там внутри почвы по вине промозглой осени и снежной зимы. Легкий ветерок, попахивающий предчувствием надвигающейся стойкой засухи, предпринимал бесполезные попытки хоть немного разогнать колышущийся в воздухе зыбким маревом зной, но его миссия казалась невыполнимой. В небе радостно носились птички, полностью довольные жизнью, оглашая окрестности разноголосым щебетанием, свистом и прочими криками-воплями. Единственной несомненной пользой от прочно утвердившейся жары оказалось то обстоятельство, что вездесущее до этого момента комарье, попряталось в тенек и теперь не доставало учеников своим надоедливым писком.
Собеседники тоже спрятались под сень буйно кудрявой, малость корявой березы, росшей почти на самом краю утеса, откуда открывался красивый вид на эльфийские леса, изумрудно зеленеющие на другом берегу речки Рубежной. Устроившись на невысокой скамеечке с потемневшей от старости доской, они вели неспешную беседу. Разговор Каджи и Верд-Бизара продолжался уже больше часа и вообще-то подходил к своему завершению. По невысказанному мнению Гоши, совершенно бесполезный разговор. Сказать правду, так парнишке было жалко потраченного на него времени. А и на самом-то деле, с какой стати ему быть довольным?
Он очень многое надеялся прояснить, даже обрадовавшись, когда Этерник сам поймал его, спешащего с вещичками к безлошадной карете, чтобы отправиться на перрон, а затем и домой. Попридержав парнишку за плечо, директор предложил прогуляться на утес, чтобы спокойно поговорить там, куда не доносится оживленно-суматошный гвалт учеников, успешно сдавших очередные экзамены и рвущихся поскорее разъехаться по домам. Не выказывали признаков радости лишь только выпускники, наоборот опечаленные тем, что они расстаются с Хилкровсом, и возможно больше никогда сюда не вернутся. Эти старательно и сосредоточенно обменивались адресами, приглашали друг друга в гости, клятвенно божились, что непременно будут встречаться как можно чаще. Если уж не ежедневно, то через день - наверняка. Короче, стара сказка.
Итак, Гоша с радостью согласился прогуляться, тем более что вопросов у него о прошедшем учебном годе и случившимся с ним самим был такой неохватный ворох, что никакой бумаги не хватит их записать по порядку. А что он сейчас имеет в результате? Да ничего! По большому счету ни на один его четко поставленный вопрос директор прямо не ответил, отделываясь общими малопонятными фразочками, порой ссылаясь на то, что Каджи, дескать, мал еще и не в силах всего понять. А один раз Этерник и сам честно признался, дескать, тоже мало что понимает в происходящем. Вот воз с загадками и поныне торчит на том же самом месте. Их, этих загадок, даже прибавилось как в количественном, так и в качественном отношении.
