Здоровье поправляет.
За Инессой пристально наблюдали несколько дней, и распорядок дня, которому она педантично следовала, был известен уголовному розыску до мельчайших деталей. Заодно оперативники изучили немало кабаков, парикмахерских, массажных салонов и клиник для «новых русских». Жизнь у Инессы была напряженная. Все расписано, ни минуты покоя — врачи, массажисты, маникюрщицы, посещение женского клуба. И вечером — обязательный кабак. Раньше она посещала кабаки с Доном Педро. После его убытая в следственный изолятор скучала она недолго. Уже через день объявилась в «змеевнике» с Валей Гринбергом, владельцем сети продовольственных магазинов. Когда он появлялся с ней на людях, вид имел какой-то затуманенный и очень походил на очередного идиота, заболевшего этой женщиной-вамп. Смотрел на нее юношескими влюбленными глазами.
— Так, в два она выходит из массажного салона. Берите даму под белы ручки — и ко мне, — проинструктировал оперативников Ушаков.
— Права будет качать, — сказал старший опер из «убойного» отдела, который уже имел некоторый опыт общения с Инессой
— Пусть качает. Берите жестко. Не как вдову, а как лицо, которое .подозревается в соучастии в убийстве. И пусть она это почувствует.
Через полчаса старший опер зашел в кабинет:
— Доставили, товарищ полковник.
— Как она? — спросил Ушаков.
— Взбесилась сразу. Потребовала, чтобы ей вручили повестку. Потом заявила, что отказывается ехать. Пришлось чуть надавить — в рамках приличий, конечно… В общем, по дороге она нас всех успела поувольнять с работы. Меня обещала раздавить, как клопа. Раньше она такой не была.
— Веди. — Гринев потер руки. — Сейчас шалаву раскрутим по-быстрому.
Ушакову вспомнилось, как томно смотрели на него ее слегка раскосые, обладающие какой-то гипнотической силой глаза. Да, она ему фактически предлагалась. Если она замешана в убийстве, то причины такого поведения становятся понятными.
— Ну что, Инесса, вот и вновь свиделись. Как я и говорил, — произнес Ушаков.
— Что за хамство? — Она с размаху уселась на стул и закинула ногу на ногу. Мини-юбка выгодно открывала ее шикарные ноги, которые магнитом притягивали взгляд мужчины.
Время, когда она управлялась с фирмой «Восток», верша там революцию, не прошло для нее даром. Она и раньше не испытывала особого недостатка в наглости и напористости, а теперь могла давать их взаймы под проценты.
— Вы бы на меня еще наручники нацепили! — зло воскликнула она.
— А что, не нацепили? — удивился Гринев, присевший на подоконник и рассматривавший с интересом Инессу.
— Вы что? — уставилась она на него.
— Обычно при задержании преступников мы используем наручники. Мало ли что…
— Каких преступников?!
— Инесса, — вкрадчиво произнес Гринев, — вы смотрели старые шпионские фильмы? Там есть хорошие штампованные фразы: «Игра закончена. Ваша карта бита. Пора признаваться». Мне хочется сказать то же самое. Пора, Инесса, признаваться.
— В чем?! — крикнула она.
— Все вы знаете, — сказал Ушаков. — Думаете, зря у нас ваш любовник столько времени томится? Он что, молчать будет?
— О чем вы говорите? Бред какой!
— Сейчас начнет требовать адвоката. — Гринев хохотнул.
— Начну!
— Будет тебе и адвокат, — заверил Гринев. — И прокурор. И судья. Но сначала просто переговорим. Красивая женщина. Обидно отдавать в руки палачей.
— Что?! — выпучила она на Гринева глаза.
— Это он так шутит, — поспешил успокоить ее Ушаков. — Шутки у него такие… Близкие к правде, Инесса. Рассказывайте все. Начните с того, как стали встречаться с Петром Севастьяновичем Смагиным.
— У меня ничего с ним не было!
— Это правда?
— Чистейшая. Докажите иное!
— Это нетрудно, — пожал Ушаков плечами и протянул ей фотографию — ту самую, которой в свое время огорошил Дона Педро.
На Инессу снимок особого действия не оказал.
— Вот черт, — только и произнесла она.
— Как прокомментируете? — спросил Ушаков.
— А никак. Этот ревнивый идиот нанял сыскное агентство «Титан», чтобы там выяснили, есть ли у меня хахаль. Вы скажите, если он всех манекенщиц в городе переимел, почему мне хахаля не иметь, а?
— Дальше, — потребовал Ушаков.
— Муж приехал из Германии. И мне в морду вот эту самую фотографию. Такой шедевр фотоискусства. Паскудники, чтоб они все сдохли!
— Кто?
— Да все!.. — Инесса вытащила сигарету, щелкнула золотой зажигалкой, жадно затянулась.
— А вы что? — полюбопытствовал Ушаков.
— Сцепились. Он орал. Что-то о том, что нас придавит обоих. Только это все треп был.
— Почему?
— Потому что ему, по большому счету, на меня наплевать было! — раздраженно воскликнула она, сжимая в пальцах сигарету так, что сплющила ее. — Я для него была как красивая игрушка. Как джип новый. Но когда он джип помял, то с полчаса попереживал, а потом отремонтировал, загнал и новый купил. Вы понимаете, да? Ему на все и на всех наплевать, кроме одного.
— Кроме чего?
— Денег. И еще возможности выместить на ком-нибудь свою злобу. Это для него как наркотик.
— И что дальше?
— А ничего. Наутро встал, обматерил меня и поехал по делам.
— По каким?
— Каким? Он бабки искал.
— Какие такие бабки? — подал голос Гринев.
— Которые вместе с Сорокой в могилу ушли.
— И нашел?
— А черт его знает. Говорил, что-то нашел.
— И чего ты делала после того скандала с фотографией? — поинтересовался Гринев. — Ты говорила Дону Педрр о том, что муж вас застукал?
— А нафига?
— Как?
— Это их проблемы. Пусть сами и разбираются.
— Глушко с Доном Педро не встречался? — спросил Ушаков.
— Я думаю, нет. У него какие-то другие заботы были. Я же говорю: его вообще перестало что-либо интересовать. У него после убийства Сороки возникли финансовые заботы. Он на них заклинился.
Отпустили Инессу под вечер, когда она уже совсем расклеилась, лицо ее потекло разводами туши, и вообще она походила на ощипанную курицу. Больше ничего ценного вытянуть из нее не удалось.
— Как думаешь, врет? — спросил Ушаков.
— Я мысли не читаю, — сказал Гринев.
— Что чутье говорит?
— Чутье мне говорит, что она не врет…
