Тут все и началось.
Светошумовые гранаты полетели в дом. Рвануло так, будто прямо над головой загрохотал весенний гром. И изнутри дом озарился, как если бы там зажглись тысячесвечовые праздничные светильники. Двое собровцев сиганули в окна. И послышалось истошное:
— Лежать!!!
Одиночный выстрел… А потом:
— Бляди!!! На!!!
Это из низкой, больше похожей на землянку пристройки вывалился по пояс голый горец. Его рельефная мускулистая фигура ясно очертилась красными вспышками, когда в его руках заговорил ручной пулемет… Половина пуль были трассирующими, и было видно, как очереди прочерчивают забор, бьют по земле. Этот горноаульный Рэмбо, борец за торжество исламской идеи, истошно выкрикивал чеченские ругательства.
Штурмующие рассыпались, ища укрытие от свинцовой смерти. Тут главное не раздумывать долго — куда прыгать да зачем. В бою выживает тот, кто умеет отдаться первому, единственно верному порыву и действовать, как велит подсознание. Оно срабатывает на выживание куда быстрее сознания.
Алейников упал на землю и закатился за неработающий дизельный двигатель. Пули высекли на нем искры и ушли рикошетом в небо. Еще несколько смертей прошло стороной.
Мелкий брат отскочил, когда пластмассовый кусок забора отвалился, вышибленный двумя пулями…
— Сука, — с этими словами Алейников, успевавший по Привычке быстрее всех, исторг короткую ответную очередь. Почти все пули легли точно в цель.
Уже заваливаясь, горный Рэмбо продолжал нажимать каменеющим пальцем на курок, и трассирующие пули устремились почти вертикально вверх.
— Третий, восьмой. Быстро на точку! — переведя дух, крикнул Алейников в рацию.
— Принято, — ответил водитель «Урала».
Вскоре послышался звук приближающихся моторов.
В доме опять загрохотали выстрелы.
— Лежать, гнида! Лежать!!!
Бой в темноте — где свои, где чужие? Кто там свалился, пропоротый выстрелами из пулемета? Кому жить? Кому умереть?
Грохнула очередь… Потом рванула граната и посыпались стекла.
Потом все затихло…
— И-й-я-а-а-а!!! — заметался под ночным небом безумный, наполненный страданием крик. — Я-а-а-а!!!
Какие потери? Кому не суждено встретить рассвет? Это станет ясным, когда загорятся фонари и их лучи выхватят из темноты окровавленные тела и испуганных, сидящих на коленях людей.
— Не стрелять! — послышался голос.
Дверь распахнулась В проеме входной двери приземистого дома, в котором только что бушевал бой, возник командир группы СОБРа.
— Отработали.
— Пошли, — кивнул Алейников, включая фонарь и отступая в укрытие. На свет очень любят стрелять недобитые, недостреленные.
Но все успокоилось. Успокоилось мертвенно. В доме царил погром. Тлели обугленные куски каких-то тряпок — это потрудилась «РГД-5» Здесь лежало два тела. В соседней комнате еще одно. В коридоре сидел, прислонившись к стене, чеченец. Глаза его остекленели. В груди зияла дыра. Рядом хрипел, привалившись к новехоньким, «ненадеванным» шинам от трактора, собровец, около него склонился встревоженный боевой товарищ, работая с индивидуальным медпакетом.
— Куда попало? — спросил Алейников.
— В броник. И задело руку, — проинформировал командир группы СОБРа.
Бойцу сегодня повезло. Собровцы предпочитают не таскать на себе панцири — бронежилет далеко не от каждой пули убережет, зато сильно сковывает движения, когда все порой решают незаметные и несущественные в обыденной жизни доли секунды. Но Алейников настоял, чтобы все надели броники, и оказался прав. Этим он спас жизнь собровца.
— О-я-а-а!!! — вновь завопили из соседней комнаты. Алейников мысленно подвел итоги. В доме было шестеро бандитов. О четверых можно не беспокоиться — им уже не бороться за свободу Ичкерии. Еще один был ранен и истекал кровью, ему перебило ногу и плюс к этому две пули вошли в плечо. Это он так дико орал. Последний бандит был более-менее целым, если не считать, что его отключили хорошим ударом по голове. Он только начинал приходить в себя, тряс массивной головой и слабо мычал, дико оглядываясь и морщясь от бьющего в глаза луча фонарика.
— Все, собираем их. И оружие. Трупы оставляем. Сейчас все село встанет на уши, — бросил Алейников. — Слишком много шума, черт возьми!
Раненых боевиков подхватили, выволокли на улицу и бросили в «Урал», как мешки с картошкой, ничуть не заботясь о сохранности товара. Опять послышался дикий вопль. Собровец, прыгнувший в кузов, наконец догадался заклеить чеченцу пластырем рот, и теперь тому оставалось только мычать и стонать. Потом быстренько собрали оружие и кинули следом.
Но уйти в темпе вальса не удалось.
