Утром, когда сон был особенно сладок, зазвенел будильник, и Алейников по привычке моментально включился в действительность. Если хочешь жить, нужно уметь быстро включаться в окружающую среду…
Разлеживаться он не любил. Поэтому, едва открыв глаза, вздохнул поглубже и вскочил.
В помещении было даже прохладно. Вовсю шуршал кондиционер. В Чечне сегодня немногие могут похвастаться такой роскошью. Среди счастливчиков, например, представитель Президента в Чечне и еще несколько чиновников примерно такого же ранга. Но так уж вышло, что Алейников и двое его коллег жили как короли — в просторном помещении, в котором можно ездить на мотоцикле, с кондишн, холодильником, полным мяса и минеральной воды.
— Подъем! — крикнул Алейников.
— Ох, вашу мать, — протянул, причмокнув, начальник штаба и перевернулся на другой бок.
— Поднимайся, чечены Карый-су взяли…
— Ну и хрен с ним…
— С вами каши не сваришь, — Алейников махнул рукой. Он давно отчаялся перебороть лень своих товарищей и отправился в приемную, где на полированном столе секретарши стояла электрическая плитка с двумя закопченными, угрожающего вида черными спиралями. Набрал из цинкового бака, стоящего в углу, воды, плеснул в отдраенный вчера содой чайник со свистком. Включил плитку. А сам начал умываться.
Когда обустраивали помещение райпищеторга, активно делили комнаты и разбирались, кому где жить, естественно, начальству достались места получше. Руководство райотдела вселилось в кабинет директора райпищеторга. Алейников делил его с начальником штаба и замначальника ВОВД по кадрам. Сам кабинет стал спальней, тут остался громадный двухтумбовый письменный стол со звонком для вызова секретарши, крутящееся кожаное кресло, холодильник и книжные шкафы с подшивками журнала «Кооператор» с 1985 по 1990 год и газеты «Советская торговля». Приемная начальника райпищеторга превратилась в кухню. В шкафу, где раньше были тома с документацией, сейчас были развешаны веревки с воблой, а в столе лежал запас консервов.
Пар в чайнике ринулся на свободу, но угодил в свисток. Послышался тонкий противный свист. Алейников снял чайник с плиты, кинул в оловянную кружку три ложки заварки, подождал, пока заварится. И вернулся в спальню.
— Братцы кролики-алкоголики, — крикнул он. — Подъем!!!
Начштаба аж подскочил на железной кровати, откинул солдатское синее, с полосами в ногах одеяло, нехотя поднялся, покачиваясь и почесывая объемистый живот. Зам по кадрам лежал, и не думая вставать. «Братцам» было тяжко. До двух ночи они добросовестно глушили водку и кислое, хотя и натуральное, вино, которое покупали канистрами на местном винзаводе. Ассортимент там был небогатый — кислятина — двадцать рублей литр и более-менее пристойный «Кагор» — за полтинник.
— Да, малость перебрали, — начштаба потряс коротко стриженной, увесистой, с мощными надбровными дугами головой.
— Вообще-то, кое-кто должен показывать пример подчиненным, — заворчал Алейников.
— Алейников, ты не воспитатель. Он — воспитатель, — кивнул начштаба на зама по кадрам, который лежал, приоткрыв мутный глаз.
Наконец все собрались за столом. В кастрюле была горячая вареная баранина — презент от хозяина кафе «Лейла» Шимаева, того самого, который сдал подручных Хромого. Он не уставал налаживать отношения с властью.
— Ох, тяжко, — простонал начштаба, дрожащими руками обхватывая горячую алюминиевую кружку.
— Вот что я вам скажу, — сурово произнес Алейников. — Если вся эта хренота будет продолжаться, я вам устрою красивую жизнь Мало не покажется, обещаю.
— Алейников, ты чего? — возмутился начштаба.
— Мы на войне, если кто забыл, — посмотрел на него Алейников таким взглядом, от которого становилось не по себе.
— И на войне без ста грамм как? — упрямился начштаба.
— Сто грамм? — хмыкнул Алейников. — Тут счет на килограммы идет.
— Да ладно тебе, трезвенник, — зам по кадрам выудил заначенную вчера пластмассовую бутылку с пивом, отвинтил крышку, жадно присосался к горлышку.
— Мое дело предупредить. — Алейников встал, взял свой «АКМ» калибра 7, 62. — С пьянством завязали.
В коридоре дневальный с капитанскими погонами, сидевший рядом с тумбочкой в обнимку с автоматом, поднялся и отдал честь. Алейников кивнул. Сбежал по ступеням. Нагнулся над большой ленивой бело- грязной собакой, ласково потрепал ее по холке.
— Привет, Ваня…
К войскам всегда прибиваются животные, становящиеся всеобщими любимцами, — кошки и собаки. Обычно этих зверюг после командировки не бросают, кто-нибудь обязательно берет их с собой. Какая-то тесная душевная связь устанавливается между солдатом и животным. Чаще в Чечне полковых собак называли Джохарами. А этого пса назвали по-русски — Ваня. Он был печально знаменитым псом. Он принадлежал подмосковным омоновцам, колонна которых была уничтожена полгода назад. Говорят, когда шел тот бой, далеко, за полсотни километров отсюда, Ваня вдруг поднял голову и тоскливо, в голос, завыл. И сейчас в его глазах застыла затаенная тоска. Его все любили.
— Поехали, — сказал Алейников, садясь в свой «уазик».
До отдела, располагавшегося в бывшем Нижнетеречном РОВД, а позже отделе шариатской безопасности, было три минуты езды.
