менять или не менять. И всем понятно, что обмен состоится.
Алейников вызвал Мелкого брата и сказал:
— Завтра поедешь со мной в Гудермес. Проветришься.
— Есть… Лев Владимирович, у меня просьба. Рапорт. Хочу остаться еще на три месяца.
— Не навоевался?
— Война и есть война… Мне лучше здесь, чем там.
— Чего так?
— А что. Гитару привез. Кошка здесь… Жить-то мне все равно негде. Квартиры нет. Может, если боевые закроют, подзаработаю денег. Хоть халупу какую куплю.
— Боевые практически уже не платят.
— Все равно выгоднее. Дома — зубы на полку. Зарплаты еле хватает, чтобы квартиру оплачивать. На две тысячи рублей в месяц не разгуляешься.
— Понятно, — Алейников усмехнулся горько. — А что у тебя с женой?
— Да разошлись уже полгода назад.
— Что, не понимает тебя?
— Надоело мне слушать, что ее одноклассник Леха жене купил «Жигули», а подружке хахаль каждый день цветы дарит, и только моя благоверная, бедная, мужа днями и ночами не видит и в нищете прозябает… А тут еще эти духи.
— Что за духи?
— Гризли знает. Эротический гигант. Девок у него — вагон. Ну, поделился однажды. Жена моя эти поганые французские духи и учуяла. Не помогли разъяснения, что мы ночью оперативные мероприятия по шлюшьим притонам проводили.
— А почему не помогли?
— Да та дура к моей белой рубашке на спине губами в помаде приложилась…
— И что?
— Развод. Вон из ее квартиры… Здравствуй, родная Чечня.
— И что, жить здесь будешь?
— А что? — пожал плечами Мелкий брат. — Если бы квартиру пообещали, я бы и на три года остался…
— И не страшно?
— Смерти только дураки не боятся… Но я привык, что она рядом. И знаю, что с ней рядом можно жить долго.
— Понятно…
— Ну так подпишете?
— Подпишу, рэйнджер, — усмехнулся Алейников.
До Гудермеса легче добраться через Хасавюрт, что в Дагестане. Есть дорога через Шервудский лес, но там гораздо опаснее. Два дня назад опять был подрыв. Синякинские минеры никак не успокоятся…
Неделю назад был издан приказ по группировке — в связи с участившимися терактами передвигаться в составе не менее трех машин. Алейников, Мелкий брат и командир группы омоновцев сидели в «уазике» криминальной милиции, следом прилепилась омоновская «Нива» и еще один «уазик» — это группа огневого прикрытия. В «Ниве» так же уютно устроился мальчишка-боевик, которого Алейников решил забросить в Таргунский ВОВД, чтобы там поработали с ним и по возможности реализовали информацию.
Машины остановились перед шлагбаумом. Рядом с ним — блокпост. В стороне был зарыт в землю БТР. Здесь — граница Чечни. За шлагбаумом дорога уходит резко вниз, туда, где мутно несет свои воды широкий, неглубокий, с отмелями и островками Терек. Тот самый Терек, про который сложено столько песен. Берега которого щедро политы русской кровью.
Перед шлагбаумом стояла вереница гражданских машин, стремящихся в Дагестан, их тщательно проверяли военнослужащие внутренних войск.
Раньше в этом месте Чечню с Дагестаном соединял длинный мощный мост. Мост разнесла русская артиллерия, когда работала по отходящим из Дагестана боевикам, и положили «правоверных» на этих берегах немало. В итоге от моста осталась лишь треть, дальше стояли пустые быки, которые раньше несли мощную металлическую конструкцию. Это сооружение обещали со временем восстановить, но пока на другую сторону можно было переехать только по понтонному мосту, по которому входила в Чечню бронетехника.
Вчера прошли дожди, Терек немножко разлился, и теперь понтонный мост не лежал на берегу, а покачивался мерно на волнах.
— Черт, не переедем, — сказал омоновец, когда «уазик» тормознул перед мостом. До него было метра полтора воды.
— Переедем, — махнул рукой водитель и двинул машину вперед.
«Уазик» резко клюнул носом и утонул в воде, но тут же вынырнул и, отчаянно взревев мотором, забрался на мост.
— Зверь, а не машина, — удовлетворенно произнес водитель, постукивая по железной шкуре своего
