лоханью с водой для купания. Чунь И дождался, когда они выйдут, и на цыпочках прокрался в покои наложницы. Он прошёл через три комнаты, никого не встретив.
Жара становилась непереносимой. Воздух был пропитан запахом сандала и мускуса.
Чунь И наткнулся на запертую дверь, за которой слышался плеск воды. Он осторожно приподнял шёлковый полог и услышал, как третья наложница велит прислужнице потереть ей спину. Он собирался проделать дырочку в рисовой бумаге, чтобы было удобней подглядывать, и тут она принялась стонать от удовольствия. У Чунь И мурашки побежали по коже от её коротких прерывистых вздохов. Он стоял, застыв, как пьяный, как безумный, как умирающий от жажды и жара, и не мог шевельнуться.
Внезапно прогремел гром. Чунь И убежал. На улице, глотнув свежего воздуха, он понял, что принял за раскат грома бой часов.
Он долго блуждал по саду. Кровь стучала в висках, его обуревали незнакомые, неописуемые желания, но буря не разразилась. Чунь И показалось, что он сходит с ума.
Он случайно остановился у круглой двери, выходившей на цветущий двор, понял, что это покои первой наложницы, и вошёл, чтобы совладать с собой.
Женщине было столько же лет, сколько нашей матери, потому она так и нравилась Чунь И. Она умела терпеливо и внимательно слушать, и братец время от времени поверял ей свои обиды и мечты. После тридцати она растолстела и теперь страдала одышкой. Чунь И жалел её.
Она только что пробудилась от сна. Выбившаяся из-под чепца прядь волос падала на плечо. Чунь И заметил, что она хороша, как никогда, и что лицо её сияет нежностью и добротой.
Она пригласила его в гостиную, предложила чашку чая и участливо спросила, отчего он так бледен. Чунь И не ответил.
Она улыбнулась и сменила тему, поинтересовавшись его успехами в учёбе и на охоте, а потом предложила партию в шахматы. Игра отвлекла Чунь И, он забыл о случившемся, развеселился и с удовольствием посвятил её в подробности последней соколиной охоты.
Прислужницы удалились. Игра становилась всё острее, и соперники прекратили разговор. Тишину нарушал только сухой стук фигур о доску. Первая наложница опиралась подбородком о ладонь, и Чунь И заметил у неё на большом пальце кольцо с агатом. Руки женщины были безукоризненно белыми. Воротничок шёлковой рубашки плотно облегал шею и округлые плечи. Внезапно кровь ударила брату в голову, и он коснулся рукой её груди.
Наложница вздрогнула и со словами мягкой укоризны отвела его ладонь.
Они продолжили игру, но Чунь И мог думать лишь о нежной женской плоти и повторил попытку, на сей раз — более решительно. Жар её кожи обжёг ему ладонь.
Она встала, порываясь уйти, но Чунь И задержал её. Сдавленным голосом она сказала, что он лишился рассудка и что их могут увидеть. Дрожа всем телом, он заключил её в объятия.
От наложницы исходил аромат ванили. Чунь И жадно вдыхал тонкий запах тела, излучавшего счастье и покой, и ей не сразу удалось освободиться.
Утром у меня было плохое настроение из-за приснившегося кошмара. Как и во все предыдущие дни, я помнила лишь ощущение пережитого страха, но не детали. Даже выйдя из своей комнаты на яркое солнце, я испытывала настоящий ужас. Наш учитель недомогал, и я была вольна распоряжаться своим временем. Служанка, недовольно ворча, подсадила меня на кипарис, я перелезла на стену, открыла принесённую с собой книгу, но сосредоточиться на чтении не смогла. Написанные на бумаге стихи были безгласны, а тишина меня угнетала.
Я отложила томик и устремила взгляд на окрестности.
Горы вокруг озера ещё не оделись в весенний наряд и напоминали две обнажённые руки, держащие в ладонях зеркало.
Я вспомнила стихотворение шестого Далай-ламы,[8] которое мой отец велел перевести с тибетского:
Владыка смерти и ада,
Ты, владеющий зеркалом деяний,
Освободи меня от этой жизни
И благослови в следующей!
Я тут же укорила себя за эти строки — они показались мне дурным предзнаменованием, — взялась было снова за книгу, но потом решила отправиться к Матушке. Служанки сказали, что она пошла в покои Батюшки взглянуть на привезённое шитьё. Мне вовсе не хотелось видеть отца, но я мечтала увидеть новый полог для кровати: самые искусные вышивальщицы провинции должны были вышить на нём девятьсот девяносто девять бабочек. Волшебный полог прогонит гадкие кошмары!
Чтобы не столкнуться с Батюшкой, я вошла через дверь для слуг. Они дремали, устроившись на ступенях лестницы, я поняла, что мой родитель ещё отдыхает. Я прошла через маленькую гостиную, зал каллиграфии, миновала спальню и проскользнула в библиотеку, чтобы оттуда пробраться в комнату к Матушке. Резной стеллаж с книгами разделял помещение для чтения и шкафы с фолиантами. Полукруглая дверь была занавешена кисеёй.
Неожиданно я услышала лёгкое покашливание, осторожно убрала несколько книг с полки и увидела спину отца.
Он что-то писал.
Я собиралась бесшумно ускользнуть, но тут в покои ворвалась разъярённая третья наложница.
— Господин! — закричала она. — Вас обманывают, господин! Эта жирная сука, первая наложница, обесчестила вас!
Отец поднял голову.
— Я хотела навестить её, ветер отогнул полог, и там был Чунь И — в объятиях этой недостойной твари!
Отец отбросил кисть и вскочил. Перепуганная женщина отпрянула в сторону, но продолжила:
— Накажите её, хозяин! — завывала она со слезами на глазах. — Чунь И был в ужасе, хотел уйти, но мерзавка не пускала его, обнимала, шептала непристойности… Господин, нужно её высечь, вздёрнуть…
Стул отца с грохотом опрокинулся на пол. На шум прибежали слуги, и отец послал их за первой наложницей. Через несколько минут они вернулись и сообщили, что женщину мучит удушье и она не может встать с постели.
Отец сорвал со стены саблю деда, отшвырнул доносчицу, которая делала вид, будто хочет его удержать, и бросился к двери. В этот момент в комнату вошла Матушка с вышитой шалью в руках. Отец оттолкнул её с криком, что никто его не остановит. Матушка растерялась и принялась допрашивать слуг, но никто не мог ничего ей толком объяснить. Мой отец был уже за дверью, Матушка догнала его и попыталась отобрать саблю. Он ударил её по лицу.
— Сегодня, — сказал он, смеясь, как одержимый, — я перережу нить, привязывающую меня к этому замшелому миру.
Злобная гримаса исказила его лицо.
— Не будет ни наследника, ни вырождения. И я умру со спокойной совестью.
Матушка снова кинулась на него, повалила, схватила за ноги и крикнула слугам, чтобы отняли у хозяина оружие. Он грозился убить всех, кто посмеет его тронуть, и поранил остриём сабли одного из лакеев.
Я развернулась и пустилась прочь так быстро, как позволяли мои перевязанные ноги. Миновала свою комнату и вбежала к брату. Он лежал, закинув руки за голову, и задумчиво глядел в потолок.
Он улыбнулся и спросил о причине моих слёз.
— Что ещё я натворил? — легкомысленным тоном спросил Чунь И. — Наставник заболел, и я остался дома.
— Ему всё известно, как и мне! — со злым смехом отвечала я. — Можешь ничего не объяснять. В эту минуту наш отец держит в руке острую саблю, а Матушка пытается его остановить.
