от тяжелого рабства подлого иностранца, этого шотландского еврея.
Все казалось ему таким логичным и неизбежным, что он чуть было не запел от восторга, когда их с де Милем, тащившимся рядом с видом висельника, вели по улице Венеции.
Сочиненная им героическая драма пошла прахом, когда они прошли половину улицы Сен-Мартен. Охранники неожиданно заставили их прижаться к стене дома, чтобы дать дорогу красивой карете, в которую была впряжена пара превосходных гнедых. На запятках кареты стояли два лакея в бордовых ливреях с серебряной вышивкой. Когда она проезжала мимо них, кожаная занавеска отодвинулась, и из окна выглянул человек в черном парике. У него было суровое, продолговатое, красивое лицо.
И это было лицо мистера Лоу — мистера Лоу, которого граф Орн оставил только что лежать мертвым в луже крови на полу комнаты второго этажа гостиницы «Летящий олень» — направлявшегося в Королевский Банк на улице Кенкампуа.
Когда взгляд генерального контролера вопросительно остановился на арестованных, идущих под охраной, все поплыло перед глазами графа Орна.
Глава 25
Колесование
Графа Орна не объявили спасителем нации. Суд рассмотрел его и полковника де Миля преступление и признал обоих обычными ворами и убийцами и в качестве воров и убийц приговорил их к колесованию.
Орн рассчитывал, что за него заступятся герцоги и пэры, и в этом он не ошибся. Не только герцоги и пэры, но и принцы, начиная с его брата принца Орна, пришли к регенту просить замены приговора. Собственно, выбор был невелик. Принимая во внимание характер преступления, колесование могли заменить только на повешение или обезглавливание. Но это была бы менее бесславная смерть. Уготованная ему казнь покрывала позором членов всей его семьи. В Германии, где у него было много влиятельных родственников, этот позор был столь значителен, что им и трем поколениям их потомков запрещалось бы присутствовать на дворянских собраниях или занимать какие-либо государственные посты.
Но разъяренный совершенным преступлением регент проявил необычную строгость и твердость, сказав просителям, что его долг стоять на страже закона и следить за его неукоснительным исполнением.
Он процитировал им Корнеля [70]: «Это преступление, влекущее бесчестье, а не эшафот.»
Он напомнил им, что когда-то Орн был в кругу его близких друзей и что он даже его дальний родственник.
— И я тоже, — ответил он просителям, — буду вынужден нести свою долю этого позора.
Удалось уговорить аббата Дюбуа и герцога Сен-Симона использовать свое большое влияние на регента, чтобы он изменил свое решение и пересмотрел приговор. Дюбуа, однако, не вмешался, поскольку был очень занят приготовлениями к вступлению в должность архиепископа Камбрейского, что было ступенью на пути к вожделенной красной шляпе.
Сен-Симон собирался уехать в деревню, чтобы провести там пасху. Он писал в своих воспоминаниях, что ему удалось получить от регента обещание заменить для Орна колесование обезглавливанием.
Но, когда герцог уехал, никакого указа об изменении приговора не последовало. Был сделан логичный вывод, что другие влияния на регента носят противоположный характер.
Стало известно, что Ангус Макуэртер был одним из главных помощников Лоу, а между Лоу и Орном существовала смертельная вражда. Если принять в расчет, что влияние Лоу на регента было решающим, то отсюда вытекало, что генеральный контролер и являлся причиной твердости обычно отходчивого регента.
Призывы к Лоу вмешаться поступали к нему отовсюду. К нему приходили: принц де Конти, который в последний раз покинул его в ярости из-за того, что не была удовлетворена его непомерная жадность, старый герцог де Вильруа, который всегда был его врагом, даже д'Аржансон, которому он стал ненавистен после разрушения его Антисистемы и потери должности генерального контролера.
Не вдаваясь в детали, мистер Лоу всем отвечал одинаково: его дело — финансы, а не правосудие, и с его стороны было бы непростительной самонадеянностью передавать их просьбы Его Высочеству.
Вильруа, побледнев от ярости под своими румянами, сказал господину барону, что раз уж он не хочет просить регента спасти графа от колесования, то тогда пусть и не вмешивается с просьбой не заменять эту казнь другой. Вместо ответа мистер Лоу дернул шнурок и попросил вошедшего лакея проводить господина маршала-герцога до его кареты.
Привыкший угрожать д'Аржансон сказал, что господин барон вступает на опасный путь.
— Хочу пояснить, — очень вежливо ответил мистер Лоу, — что в этом вопросе я не вступаю вообще ни на какой путь.
— Вот это-то и опасно, — вскричал маркиз и вышел.
Сходным образом и господин де Конти пророчил, что господин барон погубит себя, если не примет участие в изменение судьбы графа Орна.
— Тогда пострадаете и вы, mon prince [71], — сказал мистер Лоу, намекая злому горбуну на причину его обогащения.
— Как вам будет угодно.
Все трое и раньше ненавидели его, но теперь они возненавидели его еще сильнее, потому что вынуждены были обращаться к нему. Они уходили от него в состоянии глубокого озлобления, считая, что причина отказа лежит в желании унизить их.
Последними по этому делу к нему пришли лорд и леди Стэр. Орн был их близким другом. Ведь это они когда-то ввели его в дом мистера Лоу. Они заручились также поддержкой Катрин. Она вспомнила нежные слова, которые граф говорил ей, и была склонна простить ему посягательства на ее честь, приписывая их своей женственности и его страстности, которую она даже нарочно возбуждала в нем, пока та не вышла из берегов.
Втроем они вошли в кабинет мистера Лоу. Увидев, что он остается холоден к их мольбам, лорд Стэр привел свой главный аргумент:
— Сделан логичный вывод, дорогой Лоу, что вы вмешались, но с противоположной стороны. Господин де Сен-Симон уже ведь получил обещание, что Орну заменят колесование, но вы переубедили Его Высочество, и он взял обратно свое решение. Не тяжко ли вам сносить такое обвинение?
— Нет.
— Нет! Значит, вы признаете его правдивым?
— Тоже нет. Но даже если бы было и так, в чем я виноват? Убитый был моим лучшим другом и верным слугой. И я оказал бы плохую услугу его памяти, если бы хоть пальцем шевельнул в защиту его убийцы.
— Я понимаю вас. Но вам не сослужит хорошей службы такое мнение, если оно будет подтверждено исполнением приговора.
— Мне безразлично, что будут говорить об этом.
В этот момент ее сиятельство сделала неудачную попытку принять участие в разговоре: — А вы никогда не убивали человека, мистер Лоу?
Серые глаза мистера Лоу посуровели. Его обычно бледное лицо стало совсем белым от скрываемого негодования.
— Неужели ваше сиятельство желает нанести мне оскорбление, сравнив то, что я сделал для защиты чести, с грубым убийством с целью грабежа?
Стэр поспешил на помощь своей жене.
— Нет, нет, — воскликнул он. — Но, когда вы обвиняете Орна в том, что он вор, вы забываете, что он-то считал — разумеется, он был неправ, — что возвращает свои деньги, которые вы у него отняли обманным путем.
— И это тоже ставят мне в вину?
