флагмана обрушился на палубу.
Разгадав замысел Филиппино любой ценой избежать ближнего боя, Монкада отдал приказ надсмотрщикам привести галеру в движение, чтобы подойти к генуэзцам для абордажа.
Галеры противников открыли пальбу, и на некоторое время стычка превратилась в ряд артиллерийских дуэлей без какого бы то ни было преимущества с той или иной стороны. В это время генуэзский флагман настолько далеко выдвинулся вперед, что оказался почти посередине между двумя эскадрами: обстрел галеры Монкады сломил сопротивление ее команды, и теперь уже Филиппино с уверенностью в успехе пошел на абордаж. Просперо, находившийся на правом фланге, тотчас воспользовался моментом и развернул «Сикаму» к центру цепи. Он подставил борт под вражеский огонь, но принял меры предосторожности, приказав своим людям лечь ничком на палубу. Цель его нападения на Филиппино состояла не только в поддержке Монкады, но и в приближении развязки ударом по вражескому флагману.
Чезаре Фьерамоска, командовавший «Вилламариной» и быстро уразумевший замысел Просперо, тотчас развернулся за ним и попытался перехватить генуэзцев. Но Филиппино тоже разгадал этот маневр и просигналил своим галерам слева, чтобы предотвратить нападение.
Началась гонка между испанцами, идущими на перехват Филиппино, и генуэзцами, идущими на перехват испанцев. Напрасно Просперо требовал от надсмотрщиков выколотить из рабов все возможное и невозможное. Напрасно рабы из последних сил наваливались на весла. Не имея возможности избежать встречи с генуэзцами, Просперо вынужден был вступить с ними в схватку, и вскоре все четыре галеры вцепились друг в друга мертвой хваткой. А тем временем Филиппино нанес последний удар по испанскому флагману.
Джустиньяни на «Гоббе», понимая, что исход боя решается на этих четырех галерах, торопился на помощь Просперо, бросив двух испанцев сражаться с двумя оставшимися генуэзцами. Что же касается фелюг и рыбацких шлюпов, то они держались на почтительном расстоянии от битвы, не имея ни соответствующей экипировки, ни достаточного числа людей.
Тем временем Просперо, в стальных доспехах и шлеме, с двуручным мечом в руках, провел стремительное наступление на борт «Пеллегрины» и быстро занял ее. Это дало ему возможность продвинуться вперед и объединиться с отрядом Фьерамоски, так что теперь они вместе бились против другой галеры, «Донацеллы». Сопротивление генуэзцев было ожесточенным. Испанцы столкнулись не только со стрелками Лотрека, но и с ордой полуобнаженных рабов, варваров, вооруженных лишь щитами и мечами. Те бились с яростью отчаяния, получив от Филиппино обещание отпустить их на волю в случае победы. Однако, несмотря на численное превосходство, обе генуэзские галеры в конце концов проиграли сражение. Но прежде, чем был нанесен последний победный удар мечом, Просперо, весь покрытый потом, копотью и кровью, понял, что победа одержана слишком поздно.
Три галеры, стоявшие в отдалении как резерв, как он и предполагал, возвращались к месту боя. Он, правда, все еще надеялся, что они идут, чтобы отбить захваченные им галеры. Но у командовавшего резервом Ломеллино были иные планы. Он замыслил удар по флагману Монкады, который, хотя и был изрядно потрепан, все еще держался на плаву, так как был намертво сцеплен с галерой Филиппино.
Все три судна Ломеллино неслись прямо на Монкаду. Нос одной из галер разнес руль испанца, вторая протаранила корпус прямо посередине, и треск ломающихся весел смешался с воплями рабов, ребра которых пострадали при ударе. Обрушившаяся грот-мачта добила покалеченных, и среди множества погибших оказался Джиролами да Трани, все еще командовавший артиллерией.
Бушприт третьей галеры вонзился прямо в то место, где когда-то находилась разнесенная еще первым залпом носовая скульптура флагмана.
Монкада с обнаженным мечом в руках бросился с мостика прямо на палубу, призывая своих людей продолжать битву. Тут выстрелом аркебузы его ранило в правую руку, а другим — в левое бедро. Он упал, обливаясь кровью, затем дернулся в последней попытке подняться и рухнул в беспамятстве, из которого ему уже не суждено было вернуться.
Быстро убывающий отряд стрелков все еще удерживал пространство от кормы до середины палубы, где торчал обломок грот-мачты. Они были стиснуты огнем и сталью, оглушены воплями, выстрелами, лязгом металла и треском ломающегося дерева. Затем этот пятачок был захвачен прорвавшимися через разрушенный правый борт генуэзцами.
Обливающийся кровью и едва держащийся на ногах Колонна узнал в лидере неведомо как сюда попавшего Филиппино Дориа и протянул тому свой меч.
— Вы прибыли в подходящий момент, — приветствовал он генуэзца. Его голос потонул в окружающем гаме, но меч, поданный рукояткой вперед, был достаточно красноречивым знаком. Филиппино поднял руку и возвысил голос, отдавая приказ остановить резню на сдавшейся в конце концов галере.
Однако Филиппино не придавал этой капитуляции особого значения. Две его галеры были сильно потрепаны и едва держались на воде. Одна из них пылала. Еще две были захвачены Просперо. Несмотря на то, что Монкада был разбит, Просперо оставил часть команды на захваченных судах и бросился на помощь своему адмиралу. Стоя на борту «Сикамы», он снова вел за собой «Вилламарину» и «Гоббу». А тем временем Ломеллино отвел три свои галеры от побежденного флагмана и развернулся, чтобы встретить вновь прибывших.
Артиллерия генуэзцев разрушила «Вилламарину», а залп аркебуз оборвал жизнь бесстрашного Чезаре Фьерамоски. Его галера отстала, оставшись без капитана. Но «Сикама» и «Гобба», выдержав этот залп, вплотную подошли к галерам Ломеллино. Галеры Просперо были заметно ослаблены, поскольку он оставил людей на захваченных судах, но не ослабевала его надежда на победу. Пока он просто оборонялся в ожидании подхода одной из двух оставшихся императорских галер — «Перпиньяны» или «Ории». Фортуна, похоже, поворачивалась лицом к Неаполю, в основном из-за прозорливости Просперо. Теперь и судьба Филиппино Дориа как флотоводца, и освобождение Неаполя зависели от проворности «Перпиньяны» и «Ории».
Нельзя было терять время. Генуэзцы уже заняли нос «Сикамы», тесня испанцев. Обстановка на галере Просперо резко ухудшилась. И тут он, к своему отчаянию, увидел, что неаполитанские галеры, на которые он рассчитывал, остановились, проигнорировав его сигналы, а затем обратились в бегство. А с ними — и все малые суда. Поскольку все видели, как пал вымпел Монкады, они сочли бой проигранным и поспешили отступить.
Надежды Просперо были разбиты. В отчаянии он понял, что спасения нет. Галера самого Филиппино присоединилась к трем другим, нападавшим на все еще сопротивляющиеся императорские суда.
Дель Васто тронул Просперо за руку.
— Конец, друг мой. Эти предатели украли победу, которая могла бы стать твоей. Твоя гибель не принесет императору пользы.
Просперо не нашел, что возразить на это предложение сдаться.
— Лучше сейчас выжить, чтобы когда-нибудь умереть более достойной смертью. Когда этот день придет, Просперо, позволь мне снова быть с тобой.
Когда стрелки Лотрека прорвались на палубу, где все еще стояли ряды защитников, Просперо спустил флаг, чтобы положить конец бессмысленной бойне.
Глава VI. ПЛЕННИК
Обнаженный по пояс мессир Просперо Адорно испивал чашу позора на скамье для гребцов. Рыжевато-каштановые волосы его были коротко пострижены. Он был прикован за ногу. Прожаренный июльским солнцем Южной Италии, покрытый шрамами от плетки надсмотрщика, он надрывался у весла, спал, не сходя со своего места. Кормили его, как и всех рабов на галере, — выдавали тридцать унций сухих галет в день и ведро воды для утоления жажды.
Цивилизованный человек вряд ли может представить себе что-то более унизительное, чем такое существование. Только недюжинная сила воли могла преодолеть страдания, после которых от менее сильных духом оставалась лишь внешняя оболочка. Примером такой душевной стойкости для Просперо стал
