рабочий, что и вчера. Сегодня она поздоровалась с ним. Он приветливо улыбнулся и даже справился, как себя чувствует ее дед. Жофика покраснела. Каменщик сдвинул на затылок бумажный кулек, который покрывал волосы, и ударил ногой по ящику с известковым раствором.
– Вот его губитель, видишь? Об эту штуку Понграц размозжил щиколотку. Получше бы надо присматривать за ним. Стар уж. Правда, ты же не можешь ходить за ним по пятам. Сама еще больно мала. Тут постарше кто нужен.
'Что это? – подумала Жофика, ускоряя шаг. – Неужели он принимает ее за внучку дяди Пишты? Ну и чудак же этот Куль-шапка! Теперь по крайней мере она знает, что случилось с дядей Пиштой. У него перелом не голени, как она думала раньше, а щиколотки. Это опаснее. Еще неизвестно, как срастется кость. В щиколотке много мелких косточек. Папа показывал ей в атласе. Дядя Пишта может остаться хромым на всю жизнь.
На этот раз дядя Пишта не спал, но был еще бледней, чем вчера. Жофи подогрела молоко, подала ему кофе. Он не ворчал, не спрашивал, где она столько времени пропадала, – было уже около половины одиннадцатого. Он надкусил хлеб и опустил его обратно на жестяной поднос. И кофе тоже не выпил.
– Не хочется? – спросила Жофика. – Болит очень?
– Тебе-то что? На то и болезнь, чтоб болело.
– Ночью была гроза. Оттого вам хуже.
Дядя Пишта промолчал, только повыше натянул одеяло. Жофика огляделась. Комната ужасно сырая, сырая и холодная. Солнце сюда никогда не заглядывает. Здесь он не скоро поправится. Чего доброго, простудится еще, лежа тут.
Помыв крыжовник, она подала ему ягоды на тарелке. Он съел их.
– Это там у вас выросло?
Жофика ответила, что крыжовник она купила на рынке. Звякнула металлическая коробка. Жофика понимала, что с ее стороны глупо обижаться, но ничего не могла с собой поделать. Не решаясь вернуть деньги, она стояла неподвижно, потупив глаза. Особенно долго раздумывать не пришлось: ее ожидала уборка. Сегодня нужно было сменить постельное белье, а то от него пахло сыростью! У дяди Пишты две смены постельного белья – одна на кровати, другая в шкафу. Оказывается, это нелегкое дело, – дома всегда меняла белье мама.
Она теперь увидела, как передвигается дядя Пишта, когда встает. Одной рукой он держится за спинку стула, другой опирается на палку. От боли дядя Пишта тянет в себя звук 'с' и все время ругается. Насколько приятнее ему будет лежать в чистой постели, на хорошо взбитых подушках! Дядя Пишта ходит в длинных кальсонах.
Жофи еще никогда не видала таких – папа носил короткие. А когда он стал умываться, Жофи удивилась, до чего худущий! Все ребра наружу.
– Ну чего уставилась? – буркнул старик. Дядя Пишта брился не перед стенным зеркалом, что висело над умывальником, а сидя у окна и поставив на подоконник небольшой осколок. Толстый слой мыльной пены покрывал его лицо, и от этого он делался похожим на захворавшего деда-мороза.
– Сегодня тебе будет раздолье. Варить не надо. Я есть не хочу.
Он не хочет есть? Значит, не нужно ему жарить мясо! Как хорошо!
– Принесешь опять молока, вскипятишь его и можешь идти. Хлеба не надо.
А ведь нехорошо, что он не хочет есть. Человек не может прожить на одном кофе. Если он нездоров, то тем более должен нормально питаться, иначе не будет сил поправиться.
– Ну чего ты головой мотаешь? Бери корзину и беги за молоком.
– Кушать нужно! – сказала Жофика.
– Советчик какой нашелся! Почему нужно, если мне даже думать о еде тошно?
– Потому что вы больны. Если не будете есть, то не поправитесь.
– А тебе что за дело!
Дядя Пишта закрыл глаза.
– Ты шибко умная. Гляди, как бы голова не треснула. Можешь в лекари идти.
Если бы она стала доктором, то на ее визитных карточках стояло бы:
Дядя Пишта снова открыл глаза.
– Ну, что стоишь, как истукан? Что опять не по тебе?
– Надо бы вам и мясо есть, – тихо проговорила Жофика. – И картошку. Я принесу.
Некоторое время была тишина, потом затарахтела коробочка.
– Больно уж ты юлишь передо мной. Не метишь ли, часом, ко мне в наследницы? Богача нашла, нечего сказать!
Когда хоронили папу, маме пришлось платить 'налоги с наследства'. Она бегала в поисках свидетелей, чтобы те подтвердили, что имущество заработано общими силами. Одним из свидетелей был дядя Балаж. Маме пришлось платить за то, что к ней перешла одежда папы и шесть его белых халатов.
– Все там будем.
Дядя Пишта отпил кофе из чашки.
– Старых не жаль. Жаль тех, которые молоды, которым бы еще жить да жить, а тут на тебе: валятся