Зная, что не влезть ему в душу отшатнувшейся от него Екатерины, он торопился, торопился обустраивать Украину.
– Ну, Екатеринушка! Мы еще погуторим. На меня брехати?
Забыл, что секретарь поодаль, за боковым столиком, скрипит пером. Аж вздрогнул костлявыми плечами, воззрился на гетмана.
– Ладно, Аристофан, шуткую. На чем мы остановились? На судейских крысах?
Не стоило бы крыс поминать. Порядок судейский был установлен Богданом Хмельницким и вот держался уже более ста лет. Даже грозен-Петр не сумел – не захотел? – его поломать. Нужда заставила Хмельницкого все судейство на полковников переложить. До того всяк саблей судился да грозой своего кошевого атамана. «Нет!» – сказал тогда грамотей Богдано. На всей территории, подвластной Киевскому или там Полтавскому полку, полковник же и судей назначает. Мало, дела воинские, казацкие – баб, подерись они на базаре, и тех должна разнимать полковая канцелярия, с судьями-казаками. А известно, что они за судьи! Вот и надумал гетман Разумовский, вопреки воле своего любимого предшественника, развести дела военные с делами гражданскими. Значит?..
– Суды земские.
Секретарь Соседкин тряс лохматым, без парика испачканным чернилами волосьем:
– Пишу, Кирилл Григорьевич. Однако ж поясню, что сие значит. Гетман до пояснений канцелярских не опускался.
– Суды гродские.
– Пишу, пишу…
– Суды под коморские.
– Пишу… Пока без объяснений.
Но объяснять все же пришлось – и для своих толстолобых, и для петербургских же толстых лбов.
Малороссия разделялась на двадцать поветов. В каждом земский суд. Судья, подсудок и земский писарь избирались вольными голосами из шляхетства и не сменялись. Несогласие? Кляузы? Апелляция в случае нужды шла в суд генеральный, гетманский. Но все ж судились-то земцы по-земскому, не казацкими саблями.
Когда уж уголовщина начиналась, вступал в действие гродский суд, по городам посаженный. Бейтесь хоть на саблях, но судитесь по правде.
Ох, лихо все бери!…
– Аристофан Меркурьевич, голова у меня разболелась. Ты почисти наши корявые бумажки, а я пройдусь.
Как бы не так! Сабель звон на первой же отворотке с главной аллеи. – Интересно, что за татарва там объявилась? Он решительно раздвинул шпалеру[18] акаций, ломился сквозь острые сучья, обдирая легкий шелковый кафтан.
Ах, сукины дети! Дрались двое из разных полков – Черниговского да Киевского. Жупаны были скинуты натраву, но шапки-то?.. По шапкам и различил. Дрались нешуточно: у одного рука кровянилась, у другого плечо. Форменные синие кафтаны, которые по здешней привычке все равно жупанами назывались, валялись под ногами, досужие воители были в одних нательных рубахах. Мундиры новые, еще не во всех полках и установленные, а нравы старые, дремуче казацкие.
– Что не поделили?
За звоном сабель они и голоса гетманского не- слышали.
Он с налету плечом врезался между драчунами – сам чуть под сабли не попал. Пот заливал глаза, слепая ярость разум мутила.
Ну, да и у гетмана ведь сила в руках была – одну, другую саблю вырвал, жалами по грудям направил:
– Чего ради? Причина?
Такой голос нельзя было не услышать. А «причина» как раз из-под соседнего кустика мордашкой смазливой проглянула. Aral Дело ясное, что дело темное, бабское то есть. Кажется, многовато во дворце поразвелось разной дворни, а графинюшка все увеличивает да увеличивает женский соблазн. Хоть выметай всех драной метлой да сам борщи вари и портки стирай!
Пыхтели драчуны, отрясая кровь на траву, а головы все ниже и ниже клонили. Шея, она таковская, отвечай за дурость. Чего скрывать, иногда и самолично ласкала гетманская рука. Главное, не раздражай батьку…
Но случилось то, чего драчуны никак не ожидали. Гетман не стал мылить им шеи, а просто крикнул одному из подскочивших денщиков:
– В кутузку! Судью ко мне! Завтра чтоб и суд был! Из полков, само собой, долой!
Нечасто вот так ярился гетман. Слава добряка глаза застила.
Взрослые хлопцы залились слезами, к которы и «причина», выпрыгнувшая из куста, свое добавил? Страх напал почище, чем при набегах татарвы. Слух о каких-то судах уже носились по Батурину, но никто не знал, что гром вот сейчас грянет. Завопили шалопаи
– Ба-атько!…
– Отлупи нагайкой!…
Гетман с размаху вонзил обе сабли меж драчунов:
– Суд!
Гродский судья только вчера и был выбран на собрании старшин, а в роль свою уже входил – бежал с охоткой на зов. За ним с новехоньким прошнурованным журналом летел подсудок. Как же, первое судейство, да еще из-под гетманской руки.
Он взглядом указал, что нужно делать, а сам прошел на берег Сейма. Вот и заводи новшества!
Но заводить все равно потребно. Не шпань степная – реестровый казак, на государевой службе. Да ведь как привыкли? Лишь бы о дву-конь был, при пике, мушкете да сабле, а во что одет – горюшка мало. Но если полк – так полк?!
С этих грозных гетманских слов и началось переодевание. Точнее- то сказать, полное одевание, под общий мундир. Сам гетман выбирал-перебирал казацкую старинную одежду, польский обряд, ну и маленько от измайловцев перенял, изменив, конечно, цвет. Вот и вышло:
Недлинный верхний суконный «жупан» (кафтан), темно-синий, с красными отворотами и такими же обшлагами…
…а по краям на полях и внизу у красного сукна узенькая опушка…
…полукафтанье белое, суконное…
…штаны белые же суконные, польские…
…жупан» и полукафтанье длиной по колено…
…кушак красный стамедовый…
…шапка польская, низкая, разноцветная в каждом полку свой цвет, но обязательно с черным овчинным околышем…
…плащи синие, как у измайловцев…
…ружья и сабли гусарские…
…пики и седла казацкие, геть!
По шапкам гетман уже знал, что дрались в кровь киевлянин да черниговец – эти полки первым чином одели. Видать, где-то и полковники ихние здесь обретаются, наверняка из охраны драчуны. Он как в воду Сейма глядел: не успел Даню как следует обнять – денщик набежал:
– Ясновельможный! Не стал бы тревожить, но там черниговский полковник наскакивает на киевского. Сабли уж звенят, ясновельможный!…
Он развел руки – мол, ничего не поделаешь – и пошел обратно, раздумывая, как помирить полковников. Их-то в кутузку не пошлешь.
– А, петровский жбан – лучший судия! – пришел к благому выводу. Вот и вводи новшества, заводи строевое войско…
Чтоб показать полковникам, с кем имеют дело, перед выходом к ним зашел к себе и кликнул камердинера:
– Парадный!
