сапога.
– Михаил Ордынский сердечно приветствует столь избранное общество!
– Садись к столу, – сказал Васька. – А то доприветствуешься, что голодным останешься.
– Никогда и ни за что, – широко шагнул от порога Михаил. – Лучше мне враз умереть от обжорства, чем постепенно от недоедания! А ты, о великий, с нами тут жить будешь?
– С вами, холостяками, – улыбнулся Ломунов. – Пока не угроблюсь на дизельной.
– Не пробовал еще на такой?
– Не пробовал.
– А жениться пробовал?
– Тоже нет.
– Тогда лучше женись, – озабоченно сдвинул Михаил сросшиеся на переносице брови. – Так-то хоть малая надежда на твое выживание останется.
– Что ж, может, я и послушаюсь твоего совета. А для начала попробую отыскать некую Елену Меркулову…
– Некую? – вскинулся Васька. – Ничего себе – некая Ленка Меркулова! Да ты-то откуда ее знаешь?
– Знаю, ребятки!
– Ее?
– Ну не ее, так ее матушку. Просила она меня давеча передать кое-что сгорающей тут у вас на ударной работе разъединственной своей дщери.
Чудак, балагуря, и щурился, и подмигивал шутовски, а видел перед собой усталую, видел перед собой с трудом разогнувшуюся над огородной грядкой женщину, которая стыдливо прятала под фартуком испачканные землей руки. И разговаривать разговаривала та женщина с проезжим молодым человеком, и глаз не спускала при этом с пшеничного поля, начинавшегося сразу за её низким, за чуть покосившимся кое-где приусадебным плетнем. За ссохшимся плетнем, но, когда солнце опрокидывалось в реку, разгонявшим по своей словно бы все еще живой поверхности пятна тени и света, разгонявшим и посылавшим их вдаль и вдаль, к едва приметной на горизонте лесной гряде. Видать, завороженный этим действом Чудак охотно согласился вдруг выполнить просьбу той женщины, поддался настроению минуты, с удовольствием прослеживая взглядом за кобчиком, который, повиснув на невидимой нитке, вдруг затрепыхал-затрепыхал узкими крыльями да и сорвался камнем в колосья, продолжавшие бесстрастно нести над ним, над канувшим в те колосья, полдневные сгустки серого и золотистого тонов.
Ранним утром Леночку разбудил легкий, но продолжительно-настойчивый стук в окно, и девушка, торопливо накинув пестрый, собственного раскроя и пошива халатик, бесстрашно выбежала в прохладные сенцы. Вы бежала и в досаде на свою неосмотрительность нахмурилась: на крыльце домика для молодых специалистов стоял смуглый и спортивный парень в ладно сидящей на нем солдатской форме без погон и без звездочки на пилотке.
– А меня уверяли, что у вас крепкий сон.
– Остроумно. Кто уверял?
– Тот, кому это доподлинно известно.
– Еще более остроумно. И потому прощайте, милый юноша.
– Наоборот, здравствуйте, – Чудак слегка расправил перед девушкой плечи и по-дореволюционному щелкнул каблуками начищенных сапог. – У меня для вас посылка от вашей матушки!
– Фу ты, Господи! С этого надо было начинать! Может, зайдете в комнату да заодно и признаетесь, как вас зовут?
– Зовут меня Федор Ломунов, – сообщил Чудак, подавая Леночке плетеную кошелку, аккуратно прикрытую полотняной тряпицей. – Войти же к вам в комнату столь ранехонько не решаюсь, потому как при скором выходе из оной буду непременно засечен умеющими делать обвинительные выводы местными кумушками. А следовательно, приглашающая сторона…
– Какой вы рыцарь благородный!
– Ваша честь для меня дороже собственной!
– Подумаешь, дороже, дешевле, – фыркнула Леночка. – Нужно будет еще спросить у мамы, откуда у нее такие странные базарно-рыночные знакомства. Вот ведь даже доставка продуктов на дом.
– Знакомство у нас с ней чисто случайное. Зашел к вам во двор дух перевести перед тем, как изловить попутку до пристани.
– Обратно не собираетесь?
– Хотите тоже что-нибудь передать?
– Могла бы.
– Нет, я в вашем городе увяз капитально. Разве что при случае…
– Тогда заглядывайте при случае.
– Обязательно. Случай правит миром!
В хорошем, в очень хорошем настроении пришел Чудак в гараж, где рокот моторов, работающих на разных оборотах, смешивался с шипением автогенных аппаратов и синий, прогорклый дым широко и низко
