оградить наши богатства и технологии от корыстных интересов, то жертвами должны стать все, кто имел отношения к гайдаровским реформам. Если же понимать Президента в духе известного тезиса:
'Государство — это я', то на заклание следует отдать тех, кто поддерживает недавних обитателей Лефортово. Вот поэтому высшие чиновники перенимают у народа привычку безмолвствовать. Ведь кругом двусмысленность ('толи у него украли, толи он украл'), и времена меняются — начинается новая перетряска правящего слоя.
ФАСАДНАЯ ДЕМОКРАТИЯ
Для того, чтобы демос воспринял свою немую роль в политическом спектакле, как роль наиглавнейшую, властные группировки пытаются охмурить его сказками о демократии. Причем разнообразием правящая номенклатура не балует: ельцинская Конституция мало чем отличается от сталинской. И в том, и в другом случае фасад режима украшался почти одинаковыми орнаментами.
Лозунги правового государства и свободы, которые несли с собой перестройка и либерализация, оказались по своему действию схожими с лозунгами коммунистической революции 1917 г. Если большевики дали России иллюзию власти трудящихся, то радикал-либералы принесли в Россию фасадные формы западной демократии. Запад давно ушел по своему пути, а либералы все еще копались в его предыстории.
Получилось, что кроме авантюрной программы '500 дней', да нескольких полусырых разработок всяких там фондов, предъявить нечего. Вторая октябрьская революция (как и первая) показала, что вдохновенный гуманизм лозунгов кончается все тем же — ведет к крови и пиршеству преступности.
Чем отличалась фасадная демократия нашего времени, так это заменой коммунистической риторики торжественными словесами по поводу прав человека и законности. Под соусом демократического обсуждения болевых проблем общества велась борьба за обладание властью, ничуть не менее свирепая, чем схватка троцкистов со сталинистами. И ничуть не более благопристойная, надо отметить. Прорыв на руководящие посты одной из наиболее мобильных групп коммунистической номенклатуры дал возможность номенклатуре в целом «канализировать» общественные настроения в нужном ей направлении. Разного масштаба говорильни помогли воодушевленному населению увидеть мираж народовластия, который быстро приобрел отвратительные формы. 'Великому немому' продемонстрировали отвратительную склоку 'лучших из лучших' — Съезд народных депутатов СССР. И безмолвствующий немой пришел в ярость, замычал что-то нечленораздельное. Ему тут же — право выбора депутатов и президентов всех калибров, а после небольшой паузы — дубинкой вдоль спины. Хоть омоновские дубинки и были пущены в ход, главным образом, в столице, в дрожь бросило всю страну. И народ снова озадаченно замолчал…
РАЗЛОЖЕНИЕ ЛИБЕРАЛИЗМА
Казалось бы, либеральная номенклатура, устроив маленькую гражданскую войну в центре столицы, может продолжать доминировать над своими оппонентами и диктовать обществу дальнейший путь развития. Но оказалось, что ее политическая эпоха расстрелом парламента как раз и завершается.
Октябрьские события 1993 г. породили только иллюзию победы тех сил, которые в своих политических планах ориентировались на группировку, сложившуюся вокруг Б. Ельцина. Вместе с тем, всего через несколько месяцев прямо на глазах у изумленной публики, только что голосовавшей за Конституцию радикал-реформаторов, стала происходить государственная трансформация, явно противоречащая всем предвыборным лозунгам. А наиболее рьяных и последовательных либералов при новом дележе власти опытные аппаратчики просто отбросили в сторону, в силу их полной бесполезности и недееспособности. Гайдару, его команде и его поклонникам осталось либо побираться на околополитических помойках вместе с Госдумой, либо окончательно отдаться лоббированию интересов криминального предпринимательства,
Либералы, как и прочие политические течения, на рубеже 1993/1994 потеряли самоидентичность и надежды на формирование какой-либо политической традиции. Все, что еще осталось к этому моменту на поверхности общественной жизни, было поражено неостановимым разложением. Партии, движения, творческие союзы, образованные на заре «демократизации», исчезали и исчезают на глазах. Нет более жалкого зрелища, чем либеральные 'правящие партии'. Ельцину действительно не на что опереться (если не рассчитывать на повсеместное применение сил армии и милиции).
Либерализм стал оттягиваться в оппозицию, где косвенно, а где открыто поругивая своего неуправляемого хозяина. Казалось бы, хозяйственная разруха и нравственная деградация режима вновь предоставляют либералам шансы въехать из оппозиции во власть на белом коне. Но оппозиционные идеи (не только либеральные) оказались еще менее приспособленными для борьбы за умы.
Либералам уже не помогает ни доминирование в Думе, ни причастность к правительственным структурам, ни контроль за президентским окружением, ни любящие их средства массовой информации.
Что-то сломалось и в говорящем органчике верховного божка демократии. В качестве непонятного обломка прежнего официального языка пропаганды в ответ на решение Госдумы об амнистии изо рта Б.Ельцина вывалилось: 'Считал и считаю, что здесь были допущены нарушения Конституции, закона и норм нравственности'. Это после расстрела парламента и всероссийской разрухи, подсунутых вместо декларируемой на любых выборах социальной защиты? Не все смогли играть в этот абсурд. И первый подвел 'всенародно избранного', а с ним и либеральную номенклатуру верный прокурор Казанник. Потом разочарования пошли потоком.
Разочаровал Ричард Никсон, перепутавший Президента Всея Руси с парламентским клоуном. Разочаровали выборы в Крыму и Молдове. Огорчили вцепившиеся друг другу в глотку Чубайс с Лужковым. Опечалило всеобщее равнодушие к эпохальному посланию Президента к Федеральному Собранию. Уже Г. Попов начал поругивать (пока еще слегка) своего бывшего патрона. Первого юриста среди соратников — С. Шахрая — пришлось снять с министерства. Так кто же победил в октябре, кто заставил проголосовать за новую Конституцию? Почему никому доверять нельзя? Кто, в конце концов, Президент в стране!? 'Вы, Борис Николаевич!' — бодро отвечают лишь Ерин и Грачев, перепачканные кровью Второй октябрьской революции. Остальные стараются безмолвствовать вместе с народом.
Повысить свою выживаемость в политике либеральная номенклатура смогла лишь одним способом: объединением с криминальной средой. Для бывших «демократов» быстрый переход в новое качество был вполне понятен. Ведь собственно демократия целью политики последних лет вовсе не являлась. Лидеры «демократов» были опытными игроками в закулисных комбинациях КПСС и воспринимали энтузиазм населения по поводу новых для него идеологических построений лишь как способ добиться перераспределения власти. Вот и втолковывали людям, что демократия (политические свободы, законность, федерализм, парламентаризм, правовое государство и проч.) будто бы и есть наиболее эффективный механизм власти. А пока романтики делили призрак власти на выборах, сессиях и съездах, реальная власть и право собственности концентрировались в других местах.
К 1993 г. стратегия либеральной номенклатуры до того была развенчана, что даже наиболее умеренные политики начали понимать фальшивость убогого формализма демократических процедур, осознавать необходимость опоры на реальные интересы различных элитных групп и переходить в стан оппозиции. Оппозиция во главе с Верховным Советом смогла мобилизоваться для переигрывания «ельцинистов» в долговременном противостоянии: поставить на поток работу своих средств массовой информации, заручиться поддержкой региональных элит, промышленного лобби. Еще немного и сложился бы блок национальной номенклатуры и радикальной оппозиции. Но времени на доведение до логического результата всех этих мероприятий не хватило.
Лидеры либеральной номенклатуры, почувствовавшие, что почва ускользает у них из-под ног, инсценировали государственный переворот, в результате которого полярные политические силы аннигилировали, оставив после себя пустыню. Все время потрясая кулаками и обещая лечь костьми во имя торжества Конституции, оппозиция оказалась совершенно неприспособленной к скоротечной силовой схватке. Имея почти все, она почти все и потеряла. Все эти фронты, народные собрания, движения — все пошло прахом. Началась спонтанная трансформация политической среды.
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ИМПОТЕНЦИЯ НОМЕНКЛАТУРЫ
