караваном сквозь льды, а здесь дольше не мог обнаружить, что удаляются, радиомолчание у наших, больше ждал — но тогда и был ближе, так что по-всякому могло выпасть — вот и задержался на шесть часов. Ближе тебя подпустить — меньше буксировать придется? А после фрицы в шлюпках дружно драпанут на остров, где у нас кочегар Матвеев с «Сибирякова» робинзонил тридцать шесть дней. Наплевать и забыть — сами там передохнут с голода, но куда больше соблазн затопить корабль, когда они землю увидят, а это будет жаль.
«Сибиряков», кстати, тоже здесь. Ползет за нами в двадцати милях по тому же маршруту под охраной наконец подошедшей К-22. А вот «Щука» Видяева гораздо ближе, но и ей не угнаться за нами, даже на нашем малом ходу, без чрезмерной траты своих батарей (у нее десять узлов под водой предел, и то на пару часов). Ничего — она потребуется нам добивать подбитого, если все ж не сдадутся. По «сидячей утке» без хода не промажут. И наконец, еще позади «Сибирякова» следует «Дежнев», по официальной версии, озвученной капитанам, для его охраны, а на самом деле трофей буксировать.
Да, есть еще все так и болтающаяся где-то севернее U-251. А на помощь ей спешит U-255, уже вошла в Карское и даже обстреляла нашу метеостанцию на мысе Желания, все как в нашей истории, сцуко! Но вмешаться она уже никак не успеет, далеко. А вот мы, разобравшись с «Шеером», займемся этой парочкой всерьез — и хрен они уйдут!
Сгодятся, кстати, и самолеты, пусть это в большинстве древние МБР-2, которые в этой истории заблаговременно перебросили на аэродромы Амдермы и того же Диксона. Хотя бы, чтоб в конце найти все ту же 251-ю, которая, вспомнив про радиомолчание, выходит на связь два-три раза в сутки. Ну и, конечно, обследовать район на предмет неучтенных, которые появятся, когда фрицы поймут, что произошло, и попробуют отбить трофей.
Ну вот, уже пора! Как на полигоне — да, это не в Атлантике подкрадываться к американской АУГ — не окружает цель кольцо эсминцев и фрегатов, нет ни патрульных вертолетов, ни самого страшного врага, таящейся в глубине атомарины-охотника. Цель на мушке — и нас не видит. Но это уже проблемы врага. Как говорил мой друг, если на вас лезет гопота с ножами, а у вас в кармане пистолет, то это проблемы исключительно гопоты! (Друг был чином в правоохранительных, и вопрос «превышения чего-то» его тоже не касался.) Так что наши самонаводящиеся торпеды были проблемой исключительно гопоты европейской, которая вообразила себя юберменьшами. Что исправляется лишь битием. И чем качественнее — тем лучше.
«Пакету» — пуск двумя!
Идет отсчет времени.
— Цель поворачивает вправо, увеличивает ход!
Засек все ж торпеды, когда они уже почти дошли. Хороший акустик у тебя. Теоретически полуциркуляция с выходом на контркурс к своему прежнему, максимальный ход у тебя двадцать восемь, у «малюток» тридцать, был бы шанс оторваться до исчерпания их дальности хода — но поздно, ни маневр завершить, ни разогнаться не успеешь. «Малютки» засечь труднее, да и сигнал от них другой. И сам ты на двадцати восьми хрен что услышишь, да еще с твоими сверхшумными дизелями. Но и нам не мешает подстраховаться.
— БЧ-5 ход, восемьдесят от полного! ГАС активное, уточнить дистанцию, сканировать дно!
Если даже оторвется, будем бить накоротке, на первом режиме — противоторпедном. От пятидесяти узлов не уйдешь. Только сблизиться придется, на милю, не больше. И не хватало еще на скорости врезаться в дно. Хотя здесь по карте — больше ста. Это ты маху дал, отрываться в сторону глубин, повернул бы влево, к берегу, у нас были бы проблемы. Но ты ведь тоже боишься сунуться на неучтенную мель?
Кириллов за моей спиной заинтересованно смотрит на тактический планшет, где компьютер отображает положение, курс и скорость — наши и цели. То, чем на лодках времен войны занимался штурман — вручную, на бумаге, ведя прокладку по пеленгам или короткому наблюдению в перископ.
Время хода «малюток» близится к предельному. Неужели увернулся?
— Пеленг цели совпал. Попадание, взрыв! Еще попадание, взрыв! Шум винтов цели прекратился.
Ну еще бы, теперь, наверное, и винтов-то у нее уже нет! И нам некуда спешить.
— БЧ-5, ход двадцать от полной.
Медленно приближаемся. Радиолокация, гидролокация — но опытный командирский глаз в некоторых случаях ничем не заменить. И если в начале похода мы атаковали из-под перископа, как подводники Отечественной, исключительно из-за отсутствия акустических «портретов» — невозможности определить, кто конкретно скрывается за безликим сигналом с ГАС, — то теперь нам надо было оценить степень поражения цели. Акустики докладывают — винтов не слышно, хотя есть работа дизелей на холостом. В перископ видно, что вроде бы «Шеер» сел на корму, но немного. Снова доклад акустика, совсем некстати — Щ-422 вызывает нас по звукоподводной. Ну да, она же у нас на левой раковине, им видно хуже, и оптика у них слабее. Нам теперь ГАС на них фокусировать и передавать заранее обусловленным кодом — четыре, четыре, четыре. Что значило: обе наши торпеды попали куда надо — то есть первая часть прошла успешно, переходим ко второй. «Шеер» обездвижен, надо теперь заставить его сдаться.
А он стреляет! Куда-то в сторону, где ни нас, ни «Щуки» нет. Акустики докладывают — разрывы, по пеленгу… Чревато ему, конечно, течь усугубить от сотрясения корпуса при стрельбе, но что ему еще остается, если лодка где-то рядом, сейчас торпеду в борт — и все? По обнаруженному перископу фугасным с замедлением, чтоб рванул уже под водой — если близко, лодке мало не покажется. Что там ему сигнальщики доложили? Вот только найти нас — хрен вам! Карское море студеное, и суровее Баренцева. Тут плавучий лед даже сейчас, в разгар полярного лета, причем как мелкие куски однолетки с прошлой зимы, так и отколовшийся паковый, принесенный с севера, этот обычно торосистый, и ветер всегда разводит волну, штиль бывает раз-два за все лето. Короче, увидеть за всем этим перископ в трех милях — проще иглу в сене разглядеть. Еще раз стреляет — ну, блин! Он же ценный боезапас изводит, где мы снаряды к его пушкам пополнять будем? Надо вразумлять.
Поднимаем антенну. Первое сообщение — «Сибирякову», пусть пока держится подальше. Второе — К-22, а вот она нужна будет здесь. Наконец, третье «Шееру», заготовленное заранее — причем на его волне, с его позывными и правильным шифром.
Сначала предполагалось послание, самого обычного в таком случае содержания — командиру крейсера такому-то, требуем сдать ваш корабль, во избежание бессмысленного кровопролития, в противном случае вы будете потоплены — и так далее. Идея возникла совершенно случайно, когда Кириллов рассказывал о предположениях насчет нас в штабе флота.
— Группа немецких антифашистов захватила одну или несколько подлодок? — переспросил Три Эс. — А что, комитет «Свободная Германия» уже создали? А, Сан Саныч?
— Создали, кажется, еще в сорок первом, — буркнул Саныч, чиркая что-то на листе бумаги. — Не мешай! Я немцам ультиматум составляю! Сидорчук потом переведет.
— А что если…
Мы все дружно взглянули друг на друга. Кириллов, как мне показалось, даже с мелькнувшим восхищением.
— Бред полный, — сказал Петрович, — хотя… Вот у нас на «Щуке» целый командир одной из лодок сидит. Но все равно — белыми нитками. Чуть копнут, и…
— Когда копнут, — заметил Сан Саныч. — Черт, а может и проскочить! В форс-мажоре, в первый момент…
— А второго и не будет, — вставил Григорич. — Когда фрицев пленных уже в трюмы? Да ради бога! Вот только как? Нет, не пройдет — по почерку узнают!
— Эт вряд ли! — ответил Саныч. — Конкретно эти лодки и «Шеер» между собой раньше не взаимодействовали. Так что не думаю, что «почерк» их радистов на «Шеере» на слуху. А если они с машинки передают, а не ключом — так тем более!
— Короче, что теряем? — подвел итог я. — Но если выйдет, фрицы рожей в такое гуано! А уж что после гестаповцы их морячкам учинят, ну так не у нас же одних тридцать седьмой! А также семьям якобы предателей, что вряд ли поднимет моральный климат в их тылу!
— Браво! — завершил Кириллов. — Вам, Михаил Петрович, в нашем ведомстве бы работать. Только можно одно маленькое дополнение? Советовал бы не U-209, a U-601. Вы же этого Броду к аппарату все равно не подзовете? А одна «взбесившаяся» лодка у немцев уже есть, тут главное, что прошла уже игра от
