–?А вас здесь не найдут?
–?Здесь меня сложно отыскать. Но меня всё равно найдут. И теперь, после вашего визита, я думаю, что это случится скоро.
–?Вы видите будущее?
–?Никто не видит будущее. Многие хотели бы. Но никто его не знает.
–?А корректоры? Они знают будущее?
Человек пристально посмотрел на меня и долго не отводил взгляда. Он совсем не моргал, и через минуту мне стало казаться, что происходит что-то не то. Я посмотрел на доктора, затем снова на человека.
–?Нет, – в конце концов сказал он, – корректоры тоже не видят будущего. Они знают, как должно быть. Но они не знают, как будет.
–?А это не одно и то же?
Человек молча покачал головой:
–?Меня здесь быть не должно. Но я тут.
–?А где вы должны быть?
–?Далеко отсюда. И когда-нибудь корректоры заберут меня. И на вашем месте в это время я был бы где-то… не здесь. С корректорами… лучше не встречаться.
–?Почему? Они агрессивны? Они злобно ко мне настроены?
–?Они никак к вам не настроены. И они не могут испытывать к людям злобу. Они просто… просто не заметят вас, и всё. Ну, не испытываете же вы злобу к муравью, которого давите ногой на дороге. Вы просто его не заметили. Корректоры обладают властью, которую вы не в состоянии себе представить.
–?Они всесильны?
Он покачал головой:
–?Нет, корректоры не всесильны. Они могут только делать свою работу. Корректировать. Исправлять то, что есть. Делать из этого то, как должно быть. И всё. Но при этом могут быть… побочные эффекты.
–?А как мне использовать мой предмет? Как я могу найти девушку?
–?Я думаю, что вы всё делаете правильно. Этот предмет… имеет свою судьбу… он был разломан пополам… и теперь одна часть у вас, а другая – в другом месте… но эти части стремятся к тому, чтобы быть вместе. Продолжайте искать.
–?Этот предмет – он чем-то важен, да?
–?Был важен, когда он был целым. Теперь… он потерял… свои свойства… но его… линия… судьба… ведёт вас туда, куда вам нужно.
Я кивнул.
–?Это всё? – спросил я.
Человек пожал плечами.
–?У меня к вам просьба, – вдруг сказал он и посмотрел на меня неожиданно мягким взглядом.
–?Какая? – спросил я.
–?Вы можете передать кое-что? Сообщение?
–?Сообщение?
–?Да.
–?Хм… могу, конечно. А что за сообщение?
–?Если вы встретите Старика – а я думаю, что вы его встретите, – скажите ему, что там нет белок. Он когда-то спрашивал об этом. А как ему теперь сказать – я не знаю, в «анфиладе» он не бывает.
–?Там нет белок?
–?Да. Он поймёт.
–?А какому старику это нужно сказать? Не могу же я всем старикам подряд это говорить.
–?Я думаю, вы поймёте, когда встретите его.
–?Ну хорошо. Я передам.
–?Спасибо. Я ваш должник.
–?Да, – кивнул я и улыбнулся, – когда-нибудь тоже что-нибудь кому-нибудь передадите для меня.
–?Конечно. Только попросите.
Мы встали.
Доктор вывел своего пациента и вернулся через несколько минут.
–?Ну что? – спросил он.
–?Не много, – сказал я, – но может быть, это чем-то нам поможет.
–?У вас действительно есть какой-то маленький предмет?
–?Да, – кивнул я, – есть. Но я понятия не имею, как он связан со всей этой историей.
Доктор покачал головой:
–?Знаете, я уже много лет пытаюсь понять, как тут одно с другим связано. И у меня это никак не получается.
–?Никогда ничего подобного не видел и не слышал, – сказал я, – честное слово. А ведь у меня есть какой-то опыт.
–?Это ни о чём не говорит, – сказал доктор. – Знаете, я позавчера впервые в жизни сделал человеку укол крови, содержащей вирус малярии.
–?Зачем?
–?Чтобы заразить его малярией, разумеется! Гипертермия – очень редкий метод лечения, но некоторые заболевания практически ничем больше не лечатся. Я это к чему говорю: я проработал психиатром двадцать лет, а позавчера впервые попробовал этот метод. Так что не надо впадать в ступор, видя то, чего не было в вашем опыте. Хотите, я вам ещё кое-что покажу?
Я кивнул. Клочко сел за стол, приглашая нас присоединиться, запустил руку во внутренний карман и достал небольшой конверт, в котором лежала чёрно-белая фотография.
–?Вот, посмотрите. – Он протянул фотографию мне.
На фото был изображён его пациент – он смотрел прямо перед собой, в камеру, и казалось, что он заглядывает прямо в глаза тому, кто смотрит на фотографию. Я внимательно рассмотрел фото. Чёрные, коротко стриженные волосы, морщины, глубокий взгляд. В общем-то, обычная фотография.
–?А что с ним не так? – спросил я.
–?Когда, по-вашему, сделано это фото?
–?Не знаю… недавно. Стрижка у него здесь такая же, как сейчас.
–?Эта фотография сделана после того, как мы впервые его постригли – через полгода после его попадания в нашу больницу. Ей скоро пятнадцать лет.
Я присмотрелся:
–?Ну, нельзя сказать, чтобы он сильно изменился.
–?Он совсем не изменился. За пятнадцать лет пребывания в клинике. Все вокруг взрослеют, мужают, старятся – и только он остаётся таким же, как тогда, когда я впервые его увидел. Не считая симптомов кататонии, конечно. И причёски.
–?Чёрт возьми, – я покачал головой, – мне не верится, что всё то, что вы сегодня рассказали, действительно было задокументировано, собрано, описано, и никто до сих пор не задал вопроса «что происходит?». Вы верите в то, что всё это – просто симптомы разных болезней?
–?Я скажу вам, во что я верю. Я верю в то, что психиатрия – новая религия и что её возможности по объяснению явлений, кажущихся загадочными, безграничны. Человек увидел что-то, чего не должно быть, – это галлюцинация. Он увидел это и сумел объяснить – это бред. То же самое увидело много людей – массовый психоз. Парадоксальность ситуации в том, что всё, что нам кажется удивительным и необъяснимым, на самом деле просто пока ещё не было объяснено. Но я уверен, что в будущем обязательно будет. Необъяснимого не существует – существует лишь то, что мы знаем, и то, чего мы пока ещё не знаем.
–?А как тогда объяснить то, что ваши записи в Интернете исчезают? – спросила Верба.
–?Тем, что у меня – паранойя, – улыбнулся доктор. – Вот видите, психиатрия и здесь легко справляется с задачей. Она остаётся последней баррикадой нашей рациональности.
Всю дорогу назад мы проделали молча. Только в самом конце, когда мы уже подъезжали к дому, Верба
