— Дай честное слово, что ты мне не снишься!
— Честное слово! — сказал повар и, в подтверждение, покрутил ногой в воздухе.
— Вот как?! — воскликнула Тата. — Значит, всё — на самом деле! Лиля!! — закричала она, вскакивая с постели. — Её надо спасти.
— Её нельзя спасти, — сказал Повар.
— Почему?
— Поклянись, что ты никому не расскажешь, и я открою тебе ужасную тайну.
— Клянусь, — сказала Тата, легла и натянула до носа одеяло.
Маленькими шажками повар взобрался на подушку к Татиному уху, наклонился и таинственно начал:
— Знай: ещё месяц назад я был настоящим поваром и служил в кафе «Красный мак», на углу Столешникова и Петровки…
Дальше он рассказал такую жалостную историю, что Тата чуть не заплакала. Выходило так, что он был очень хороший и пострадал зря. А на самом деле он был совсем не хороший и пострадал совсем не зря. Слушайте, как было.
…В кафе сидели мамы, тети и дети. С потолка свешивались скрюченные полоски липкой бумаги от мух. Официантка с подносом бегала, разнося чашки с какао на глубоких тарелках вместо блюдец. Она подошла к столику, где сидели какие-то папа и мальчик..
Хлебнув какао, мальчик скорчил гримасу.
— Что? — спросил папа.
Пойдём отсюда! — сказал мальчик.
Папа попробовал какао из чашки мальчика, и они поглядели друг на друга с отвращением. Поднявшись, папа подошёл к двери на кухню:
— Будьте любезны повара!
Сонный Пётр Петрович в грязном колпаке мешал поварёшкой какао в огромном баке.
— Ну, что там ещё? — спросил он недовольно.
— Разве это какао? — осведомился папа.
— Не нравится — варите сами, — сказал повар.
Тут-то папа и мальчик вздрогнули и посмотрели на дверь. Они увидели чьи-то пристальные глаза, одни глаза!.. Вы уже догадываетесь чьи.
Стоя на пороге, Могэс надел волшебные очки и глянул в окошечко, через которое подают блюда. В очках вспыхнули синие огоньки, они заплясали на всех тарелках в кухне.
И повар на глазах поражённых судомоек уменьшился в десять раз и превратился в куклу. Могэс вошёл в кухню.
— Вот таким образом, — сказал он обалдевшим судомойкам, сунул повара в чемоданчик и вышел.
Потом, уже у себя в мастерской, Могэс натянул на повара чистый колпак и вместе с другими такими же куклами снёс в магазин игрушек на Малый Каретный переулок. Теперь вы знаете, как всё было на самом деле…
Грустно свесив голову в колпаке, маленький Пётр Петрович сидел на Татиной подушке и бубнил:
— И Лилю он тоже отдаст в магазин игрушек. Хорошо, если её купят какой-нибудь девочке на день рожденья! Тогда ещё ничего! Но если Лилю купят в детский сад… — повар свистнул, — каждый захочет играть первый, и её разорвут пополам!
— Пополам?! — Этого Тата не выдержала и начала лихорадочно одеваться.
— Ты куда?
— Надо её спасти!
— Спасти!.. — захихикал повар. — Где ж ты её найдешь?
— В игрушечном магазине.
— Ну да! У нас, знаешь, сколько игрушечных магазинов? Наверно тысяча… или, наверно, сорок тысяч!
Не слушая его, Тата натягивала чулки.
— И охота тебе путаться в чужие дела, — продолжал повар. — И потом, тебе же нельзя на улицу… ты больна. У тебя знаешь что… У тебя подскочит температура!
Но Тата выбежала в переднюю, и за нею хлопнула дверь.
4
Как Тата сбегала по лестнице, рассказывать не будем: вы и сами знаете, что удобнее всего катиться по перилам А вот в чемодан вы, наверно, ещё не попадали. Поэтому сперва послушайте про Лилю.
Из чемоданчика она попала в мастерскую Могэса на стол, где было что угодно: клей, кисточки, кукольные туфли с помпонами, обрезки бумаги и даже пакля для волос.
— Подумаешь, нельзя на рояле! Из-за такой ерунды — в куклу! — пищала Лиля, пытаясь укусить Могэса.
Рисуя ей брови, Могэс негромко сказал:
— Я волшебник, и это моя обязанность — превращать в кукол всех, у кого кукольные сердца.
— Три «ха-ха»! — сказала Лиля.
На это Могэс не счёл нужным отвечать. Молча он начал приклеивать Лиле шёлковые ресницы и стал вплетать ленту в косичку.
«Всё равно убегу!» — подумала Лиля, озираясь.
Комната была как комната. Обои даже весёлые — заяц, цветок, заяц, цветок, заяц, цветок… И ещё ползайца, потому что не хватило стенки. Зато вот половицы… то и дело скрипели, даже когда по ним не ходили. И форточка сама по себе вдруг открывалась и вдруг закрывалась. «Всё равно убегу! Всё равно убегу!..» — думала Лиля, опасливо поглядывая на форточку.
— Ну как же ты убежишь? — спокойно сказал Могэс. — Я же всё вижу и всё слышу.
Он нажал указательным пальцем ей на живот, Лиля неожиданно для себя пропищала кукольным голосом:
— Ма-ма!
Могэс кивнул и положил её в одну из новеньких картонных коробок, стоявших в углу.
В тот же день Лиля попала в игрушечный магазин на Малом Каретном: Могэс приносил в этот магазин всех своих кукол, — такой уж у него был договор с артелью. В магазине Лилю поставили на самом видном месте прямо в открытой коробке, перевязав серебряной ниточкой, чтоб не свалилась.
С отвращением Лиля разглядывала стоявших рядом с ней грубых кукол с мёртвыми глазами. Тут были матрёшки с намалёванным румянцем, и висящие на шнурках акробаты с жестяными заклёпками, и резиновые пупсы с дырочками на спине.
«Ну и страхолюды!» — подумала Лиля. Она не подозревала, что теперь сама вроде них. «Если бы я была такой уродкой, — думала она, — я бы себе отрубила голову вон той лакированной саблей с золотой ручкой, прицепленной к картонке, или хватила бы себя по голове вон тем молотком из столярного набора!» Она подумала ещё, что хорошо бы всех кукол вместе с Могэсом взорвать пистонами.
А в магазин входили новые и новые покупатели, игрушки заворачивали и уносили. И самое ужасное — нельзя было вертеться! Лиля подумала: что будет, если у неё зачешется нос. Потом она перестала думать и
