Конечно, величина суточного перехода зависит от множества различных обстоятельств. В первую очередь от продолжительности суточного перехода и от состояния льда.
Роберт Пири в 1906 году смог достичь скорости 25,9 километра в сутки. Фредерик Кук на своем пути к полюсу проходил в среднем за сутки 27,6 километра, капитан Бартлетт, возвращаясь к мысу Колумбия, — 28,9 километра.
Несложный расчет показывает: для того чтобы после расставания с Бартлеттом дойти до полюса и через 18 дней вернуться к мысу Колумбия, Пири должен был проходить по 50 (!) километров в сутки.
Такая скорость выглядит совершенно невероятной.
Сам Пири объяснял это тем, что на обратном пути его отряд шел по тому же следу, по которому двигался к полюсу. И тут возникает новое, быть может, самое серьезное сомнение.
Дело в том, что льды — мы это знаем — постоянно дрейфовали поперек пути Пири. Скорость их дрейфа по современным данным может достичь 7—10 и даже более километров в сутки. Если бы Пири двигался по своему следу назад, он должен был прийти не к мысу Колумбия, с которого он вышел, а совсем в другую точку. Собственно говоря, и сохранность следа в течение 18 суток представляется невероятной.
Пири поясняет это удивительное обстоятельство весьма кратко: «На этот раз не было бокового смешения льда — ни восточного, ни западного. Это необычайное природное явление было счастливой отличительной особенностью обратного пути, оно избавило нас от многих трудностей».
Во времена Пири знания о природе и законах дрейфа льда были весьма скудными. Однако теперь мы можем говорить об этом с большей определенностью, и поэтому «необычайное природное явление» кажется просто невозможным.
Не так давно американский писатель Теон Райт провел анализ документов и материалов, относящихся к истории спора между Пири и Куком. Его книга «Большой гвоздь» издана и в нашей стране (Л., 1973). Теон Райт пишет: «Все вместе показывает, что возможен только один вывод: Пири не был на полюсе, а его сообщения о последнем походе — сплошная мистификация».
Авторы склонны разделить эту точку зрения.
Наверное, трагедия Пири — одна из самых тяжелых человеческих трагедий. Проявив мужество и величайшую настойчивость в достижении цели, он не смог признать свое поражение. Характерно — вернувшись на судно, он никому из участников экспедиции не сказал о том, что достиг полюса. Видимо, план «сплошной мистификации» возник лишь тогда, когда Пири узнал, что Кук объявил о своей победе над полюсом. До этого Пири мог надеяться честно повторить попытку еще раз — например на следующий год. Но достижение соперника было для Пири крушением всего, чему он посвятил жизнь. И тогда в нем победило тщеславие...
Споры между сторонниками Пири и Кука не утихают и до сих пор. Не все безоговорочно принимают точку зрения Райта. И, наверное, решить этот спор окончательно могут только американские историки, которые имеют доступ к документам и материалам своих соотечественников.
Остается только сказать, что Роберту Пири было присвоено звание контр-адмирала, при жизни он получил многие почести. А Фредерик Кук умер в 1940 году униженным и ошельмованным. Ему довелось пройти и через тюрьму, и через дом умалишенных. И только о 1965 году портрет Кука вновь повесили в знаменитом Клубе исследователей, почетным президентом которого он когда-то был.
ПЛАНЫ ЕГО ВСЕГДА РАССЧИТАНЫ НА ПОДВИГ
Возможно, подвиг — громкое слово. Но была в нем какая-то всесокрушающая внутренняя сила, было стремление сделать то, что для других казалось невозможным.
Георгий Седов... Когда-то просто Жорка, «Се?дый» — сын азовского рыбака с Кривой косы.
В семье девять детей — мал мала меньше. Отец ушел на заработки и пропал надолго. С семи лет пришлось Жорке рыбачить, ходить на поденщину в поле, а то и просто нищенствовать, просить милостыню. «Как тяжек был этот хлеб, сколько слез, сколько стыда, сколько оскорблений», — писал позднее Седов в автобиографии.
До четырнадцати лет был он неграмотен, а позднее — вернулся уже отец — окончил за два года трехклассную церковноприходскую школу и... убежал из дому.
«Я в душе твердо решил поступить в мореходные классы, не мог равнодушно смотреть на бегающие под парусами суда».
В двадцать один год он получил диплом штурмана дальнего плавания, в двадцать четыре был произведен в поручики по Адмиралтейству, направлен в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана.
В экспедиционных плаваниях Седов зарекомендовал себя блестяще. «Всегда, когда надо было найти кого-нибудь для исполнения трудного и ответственного дела, сопряженного иногда с немалой опасностью среди льдов, — писал позднее руководитель гидрографических работ на Севере генерал А. И. Варнек, — мой выбор падал на него, и он исполнял эти поручения с полной энергией, необходимой осторожностью и знанием дела».
Георгий Яковлевич становится помощником начальника экспедиции, но начинается русско-японская война, и он подает рапорт об откомандировании его на Дальний Восток.
Седов, как и все русские моряки, тяжело переживал бесславное поражение царской России, гибель эскадры в Цусимском проливе. Он уже поработал в Белом, Баренцевом, Карском морях, и ему — да и не только ему — казалось, что катастрофы можно было избежать, если бы эскадра адмирала Рожественского пошла не южным путем, а через Ледовитый океан, вдоль северных берегов России.
В газете «Уссурийская жизнь» молодой гидрограф выступает со статьями, в которых подчеркивает «значение Северного океанского пути для России», призывает к его освоению.
«Я думаю, и почти уверен, — писал Седов, — что между русскими моряками уже есть такие охотники и они по первому зову правительства: «вызываем желающих» — бросят все и охотно станут под почетный флаг полярной экспедиции, принесут все свои личные интересы в жертву великому делу своей родины, несмотря ни на какие предстоящие лишения и бедствия. Но эти охотники, к большому сожалению, слишком запуганы, чтобы сами могли открыто и энергично высказать правительству свой взгляд на это дело, ибо уже много было примеров, когда смельчаки обращались по этому вопросу к правительству за содействием и им всем был один и тот же чиновничий ответ: «цыц». После этого, конечно, ничего не остается этим смельчакам делать, как сидеть и ждать, сдерживая свои высокие порывы души быть полезными родине, пока правительство их само не призовет к этому делу. Но правительство остается по-прежнему глухо и немо к этому вопросу, а между тем всевозможные осложнения с великими державами Востока не за горами и громко и прозрачно звучат о новой для нас беде».
Нельзя не отметить, что многое в этих статьях звучит несколько непривычно и даже вызывающе смело в устах офицера. А год спустя, уже в Петербурге, Седов публикует небольшую брошюрку «Право женщин на море». Пафос ее — необходимость предоставления русской женщине гражданских прав вообще. Седов пишет: «Мы будем справедливы к ним тем, что строго законно удовлетворим их общее право достоинства женщины и гордое высокое самолюбие равного нам человека... Они примут это право, а что с ним делать — разберутся сами».
В 1909 году Георгин Яковлевич работает на Колыме, проводит гидрографическое обследование устья реки. Потом, в 1910 году, Новая Земля, картирование Крестовой губы.
Надо сказать, что Северный полюс — а точнее, спор между Куком и Пир и — стал к тому времени модой дня. Даже в петербургских ресторанах пели залихватские куплеты: «Это неизвестно, кто кого осилит — Кук ли Пири перекукит, Пири ль Кука перепирит». Недоумение царило в научных кругах. Русское географическое общество, заслушав на своем заседании доклад «О достижении Робертом Пири Северного полюса», записало в резолюции: «Сообщение принять к сведению, а относительно приветствия Кука или Пири, как достигнувших Северного полюса, повременить». Затянувшийся спор американских путешественников заставил многих усомниться, что они действительно были на полюсе. В газетах появилось даже сообщение, что знаменитый Амундсен, недавно покоривший Южный полюс, собирается быть первым и на Северном...
