К полюсу!

14 августа вечером пересекли 84-ю параллель. В 20 часов 30 минут с палубы ледокола поднялся вертолет с гидрологом Александром Дорофеевым на борту. Пробыв в воздухе без малого два часа, вертолет сел на палубу. Саша Дорофеев передал судоводителям подробную ледовую карту с рекомендованным маршрутом. Экипаж вертолета и гидролог пошли отдыхать. Этой ледовой карты хватило только на полтора часа хода ледокола... Около часа ночи вертолет пошел на ледовую разведку. Методично, галс за галсом проходят его трассы впереди атомохода — то слева, то справа от генерального курса. Валерий Лосев не дает судоводителям надежд на облегчение. Ледокол шел, выбирая для форсирования однолетние, наиболее разрушенные таянием ледяные поля.

Из вахтенного журнала:

«15 августа. 08.50. Прошли торосистый участок. Местами включения пакового льда. Работая ударами, прошли торосистую гряду. Заклинило. Используя дифферентную систему, вышли из заклинивания.

19.50. Застряли в торосе, отходим назад».

Из дневника участника экспедиции:

Как известно, ледокол разрушает прочный лед не ударом форштевня, а продавливая его свой массой: чем прочнее лед, тем большая часть ледокола должна вползти на него, чтобы вызвать разрушение. При этом место разломов льда смещается от носовой части к середине судна. При разрушении очень прочного льда места ломки смещаются настолько далеко от форштевня, что они даже не просматриваются из передних иллюминаторов ходовой рубки. Это создает фантастическое впечатление, будто весь огромный атомоход скользит по льду, как аэросани. Тихое плавное продвижение, когда перед носом судна не видно ни трещины, ни ломающегося льда, ни фонтана ледяных брызг, делает эффект скольжения столь реальным, что кажется, за кормой ледокола не должно быть обычного канала. Но взгляд назад, за корму, где по-прежнему темнеет широкая дорога чистой воды, убеждает, что ледокол не скользит, а крушит эти поля многолетнего льда. Возле средней части ледокола дыбятся стотонные глыбы раздавленного льда.

Последние мили оказались самыми долгими. Из-за тумана судовой вертолет не мог подняться в воздух. Всех охватило нетерпение — скорей! Человек сорок стояли в ходовой рубке. С таким нарушением корабельного устава Кучиев столкнулся, наверное, впервые. По морскому этикету, чтобы хоть на минуту войти врубку, нужно получить разрешение капитана. А тут... На борту «Арктики» было 207 человек, в том числе 36 «посторонних» — ученых, журналистов и кинооператоров...

Из дневника участника экспедиции:

Вдруг как-то неожиданно, дерзко в эту вокзальную атмосферу ожидания ворвался мощный, низкий, с хрипотцой гудок ледокола. Все застыли, не понимая, что происходит, — впечатление такое, что это ледокол гудит сам по себе. Все застыли в самых нелепых позах. Из этого оцепенения выводит резкий голос капитана: «Прекратить безобразие!» Никто ничего не понимает, а гудок не смолкает. Кажется, что нет ужо сил слышать его низкий звук. «Прекратить безобразие!» — повторяет капитан. Кто-то кого-то оттаскивает от кнопки звукового сигнала. Оказывается, на нее просто-напросто навалился всей массой тела наш незадачливый коллега. Наступает блаженная тишина. «Кто это?» — спрашивает Кучиев. При всем уважении к Юрию Сергеевичу его вопрос остался без ответа. Вот таким неожиданным образом проявилась у нас давняя школьная солидарность — своих не выдавать. Юрий Сергеевич не обиделся, только что-то буркнул для порядка насчет прикомандированной науки... и засмеялся. Смеялись и мы над комичностью ситуации. Смеялись потому, что надоела тягучая сосредоточенность ожидания.

В половине четвертого остановились, чтобы определить точнейшее местоположение судна по искусственному спутнику Земли. Туман рассеялся. В воздух поднялся вертолет.

Из вахтенного журнала:

«17 августа 1977 года. 4.00. Ледокол вышел на географический полюс. Лед 2—3-летний, паковый, толщина от 250 до 350 сантиметров. Обширные поля, трещины, местами на стыках полей свежее торошение до 4—6 метров. Видимость ухудшилась до 3 кбт[43] — туман. В воздухе барражирует вертолет.

9.40. По команде руководителя экспедиции, министра Морского флота СССР над Северным географическим полюсом поднят флаг Союза Советских Социалистических Республик, а к подножию флагштока установлена герметическая капсула с текстом проекта новой Конституции СССР. У флагштока также установлен обломок древка флага, который стремился донести до Северного полюса Георгий Седов. По поручению моряков страны это древко донесено до полюса экипажем атомного ледокола «Арктика».

Праздник был в самом разгаре, когда над ледоколом появился самолет ледовой разведки. И неожиданно штурман с мостика через мегафон сказал: «Юрий Сергеевич! На борту Ила Шевелев!» Они снова встретились — моряк и авиатор — советские покорители Северного полюса.

Пятнадцать часов простоял ледокол у вершины планеты. Назад шли новым путем — не в море Лаптевых, а к Земле Франца-Иосифа. 22 августа «Арктика» вернулась в Мурманск. Всего было пройдено 3876 миль, На полюс через сплоченные льды моряки шли 560 миль, с полюса почти столько же: 570. Обратные мили, однако, оказались более трудными — на них потратили времени больше на шесть часов.

А вообще, плавание оказалось рекордно быстрым. По прогнозу специалистов Арктического и Антарктического научно-исследовательского института оно должна было продолжаться двадцать восемь суток. Атомоходу хватило тринадцати! И еще два рекорда. Впервые на полюсе стояли одновременно 207 человек и впервые 36 женщин. (Впервые здесь побывала и супружеская чета: начальник Администрации Северного морского пути, заместитель руководителя экспедиции Кирилл Николаевич Чубаков и его жена, режиссер студии «Центрнаучфильм» Галина Ивановна Чубакова.)

Когда уже подняли трап, вдруг раздалась команда:

— Убрать арбузные корки с полюса!

Вероятно, никогда раньше вершина планеты не видела арбузов.

Отдав последний приказ на Северном полюсе, Кучиев, наверное, думал не только о своем экипаже. Он думал и о тех, кто по дороге к полюсу, переживая неимоверные трудности, ел кожу сапог и мясо своих любимых собак... Он словно преклонял колено перед самим полюсом — его тишиной, бесконечным простором и первозданностью.

СОЛО К ПОЛЮСУ

«Я хочу бросить вызов пределам человеческой выносливости», — говорил японский путешественник Наоми Уэмура. Он родился в 1941 году в семье фермера в маленькой горной деревушке. Окончил школу, поступил на сельскохозяйственный факультет Токийского университета. Его уговорили записаться в альпинистский клуб. Уговорить-то уговорили, но Наоми первое время не мог подняться даже на Фудзияму, куда ведет протоптанная сотнями тысяч туристов дорога.

«Это было унизительно, я постоянно испытывал чувство огромного стыда», — вспоминал Уэмура.

Сколько людей вот так — из-за своей неловкости, неумелости, слабости, неподготовленности — навсегда еще в детстве бросают занятия физкультурой и спортом. Уэмура не бросил альпинизм, не бросил спорт. Вначале трудно было пробежать даже несколько сотен метров, потом и десятки километров доставляли тренированному телу лишь радость. Тайком от своих товарищей по клубу он уходил в горы, постепенно все больше и больше испытывая удовольствие от занятий альпинизмом.

После окончания университета в 1964 году Уэмура с сотней долларов в кармане уехал в Калифорнию. Накопил немного денег, помогая фермеру во фруктовом саду, и перебрался во Францию, поближе к Альпам. Здесь он устроился работать на горнолыжном курорте, здесь стал классным альпинистом.