16 июля 1971 года Н. Н. Пьянков был приглашен в Гидрографическое предприятие ММФ, где он написал «Воспоминания о находке 1947 г. в заливе Ахматова»:
«… В месте крутых обрывов нашли в обрывистом берегу тип грота, вдавалось внутрь обрыва м. на 2–3 и длиной м. 10. В этом гроте укрывались от непогоды. Сразу же южнее грота в глубь берега вдавалась расщелина в виде ущелья, возможно устье ручья. Галечный пляж окаймлял берег м. на 50–60.
В «гроте» обратили внимание на консервные банки, одну из них я поднял и почистил, проступили буквы «France». В южном углу грота полузанесенное снегом какое-то полусгнившее дерево вроде пробкового, кусок обломился, но это место было под снегом. Против этого края грота, где было дерево, на пляже в 5—10 м находились кости, одну из них взял с собой рабочий и принес в палатку, где был врач Вишневский, определивший ее.
После установления погоды мы еще прошли южнее км 8, потом пересекли залив и по восточному берегу вернулись в палатку, больше там ничего не видели.
Все находки были сделаны в «гроте», либо (кости) возле него.
Спустя неделю мы снова были в этом месте и продолжала съемку…»
Наверное, если бы Николаю Николаевичу Пьянкову дали перечитать докладную, написанную им 24 года назад, эти воспоминания получились бы иными.
В самом деле, сравним. Если в 1947 году говорилось, что консервную банку Пьянков «подробно не рассматривал», то в 1971 году указывается нечто противоположное: Пьянков поднял банку, почистил, и тогда проступило слово «France». В докладной записке сказано, что банки лежали на участке берега 20–30 метров, по воспоминаниям же выходит, что все находки сделаны в гроте. Весьма важные детали – обугленные дрова и доски с обшивки корабля – исчезли.
По поводу же надписи на банке В. А. Троицкий, который присутствовал на беседе с Пьянковым 16 июля 1971 года, пишет: «…неясно, как он мог не упомянуть такую подробность тогда – в 1947 г.? Следует учесть, что беседа с ним состоялась в 1971 г., сразу после опубликования очередной статьи о гибели Русанова в «Неделе», в которой упоминалась невеста Русанова – француженка. Лично у меня после беседы с Н. Пьянковым сложилось весьма неблагоприятное впечатление о происхождении версии о находке останков костей человека в 1947 г., поскольку Н. Пьянков всячески старался преуменьшить свои прежние «открытия» и прямо отказался от того, что было найдено много человеческих костей…»
Не наше дело разбираться в характерах. Процитированные докладная записка и воспоминания поучительны лишь тем, что отчетливо показывают всю легковесность такого рода документов.
Топографу Н. Н. Пьянкову и всей Гидрографической экспедиции 1945–1947 годов на остров Большевик пришлось много работать в тяжелых условиях. Мы прочитали отчеты, которые хранятся в Гидрографическом предприятии ММФ, и дальнейший наш рассказ ведем, пользуясь ими.
Вместо 29 человек, предусмотренных по штату, в экспедиции было 23 человека. Один рабочий вскоре тяжело заболел, был отправлен на материк и в пути умер. В конце навигации 1946 года прибыло пополнение из 12 человек, в том числе и топограф Пьянков, но из-за болезни шестеро были вывезены. Снова экспедиция не была укомплектована полностью. Не все ладилось со снабжением, радиосвязь между партиями отсутствовала.
В марте 1947 года на двух вездеходах с базы вышли две партии: геодезическая А. П. Македонского и промерно-топографическая Н. Н. Пьянкова. Последняя в заливе Ахматова должна была выполнить рекогносцировку, построить пункты триангуляции и произвести со льда промер залива.
В архиве Гидрографического предприятия ММФ мы познакомились с двумя документами: «Воспоминаниями А. П. Македонского от 21 февраля 1972 г.» и «Объяснительной запиской П. Я. Михаленко от 12 марта 1972 г.». Македонский описывает начало работ в заливе Ахматова:
«Высадка прошла в густом тумане, и точного местоположения я не знал, но был уверен и так сказал Пьянкову, что он в районе северо-восточной оконечности залива Ахматова, т. е. в районе работ.
Группа Пьянкова состояла из 4-х человек, включая Пьянкова, доктора Вишневского Ю. Б. и 2-х рабочих…
При приезде к Пьянкову через месяц узнаю, что Пьянков еще к работе не приступил, а весь месяц выяснял свое местонахождение и только за день до моего приезда установил, что находится на месте. Как тогда, так и сейчас верю, что Пьянков не лодырничал, а именно уточнял по неопытности и незнанию свое местонахождение…»
С 20 апреля по 6 июня Пьянков болел плевритом, и работы не производились. 8 июня вездеходом Пьянков был переброшен в залив Микояна для выполнения тахеометрической съемки.
«При этом… – пишет П. Я. Михаленко, – врач Вишневский с тяжелобольным рабочим Васильевым был отправлен на базу экспедиции с каюром Г. Л. Логиновым. Вместо двух выбывших в группу Пьянкова, как мне помнится, был прикомандирован рабочий Кошевицкий.
В конце июня, закончив работу в заливе Микояна, группа Пьянкова перебазировалась снова в залив Ахматова для съемки его берегов.
В конце июля группа Пьянкова вместе с группой Македонского вернулась на базу экспедиции в бухту Солнечную, проделав пешком по арктическому бездорожью более 250 км».
Обратимся снова к дневнику, докладной записке и воспоминаниям Н. Н. Пьянкова. Вслед за профессором М. И. Беловым следует признать единственно приемлемым показанием топографа служебную запись за 11 июля 1947 года. В ней говорится только о костях: большая берцовая и лопатка.
Читатель помнит, что в первой главе мы писали о костях, найденных на острове Попова-Чухчина, которые 35 лет пролежали в Музее Арктики и Антарктики с биркой «№ 657 кости человеческие», и только в 1972 году экспертиза установила, что они принадлежат животным отряда ластоногих. Случайное совпадение, но в той истории фигурировали те же кости, что и в служебном дневнике Пьянкова: большая берцовая и лопатка. С «человеческими» костями с острова Попова-Чухчина вышел конфуз. Ну а кости, найденные Пьянковым?
Начальник Гидрографической экспедиции на остров Большевик П. Я. Михаленко опровергает возможность осмотра костей в палатке, говоря об отъезде Вишневского с тяжелобольным Васильевым. Воспользовавшись отчетом Михаленко «По организации и производственной деятельности», добавим, что моторист М. В. Васильев в течение месяца болел воспалением легких.
