Юнкер начал сбивчиво, с перерывами:
— Мой отец шел ко мне, раскинув руки, навстречу. Я заметил на его лбу, ближе к левому виску, дыру — от дуэли, где его застрелили. Алая кровь сочилась из раны, он был так бледен… так бледен…
— Сказал он что-нибудь?
— Он говорил… говорил… — юнкер мучительно искал в памяти, — не знаю больше ни о чем…
Он опустил голову на руки, тяжко перевел дыхание, затем выпрямился.
— Ушел… мой отец, рассеялся в воздухе. Я смотрел вслед, вдруг крикнули с другой стороны: «Эгон!» Обернулся — подходила моя мать. Глаза ее распухли от слез, она шаталась. Я подвел ее к стулу, усадил, стал перед ней на колени. Она рассказала, что отца убили, что… дальше я толком не понял, от ее горя и сам разрыдался, уткнулся в ее колени, ее мягкие руки гладили меня, я почувствовал ее слезы на моих волосах. Тогда… тогда…
— Что произошло? — спросил Остен.
Юнкер замотал головой.
— Ничего… все исчезло… совсем…
Чивителла дружески ударил молодого человека по плечу, протянул стакан.
— Выпейте, Цедвиц! Это был злой, тяжелый сон.
Юнкер вскочил, запальчиво крикнул:
— Нет! Вовсе не сон! Я пережил все это! — Схватил стакан, выпил одним глотком. — Я видел, светлым днем, сегодня утром. Видел в… подождите, видел в кабинете доктора Тойфельсдрока.
Казалось, последние слова стоили ему чудовищного напряжения. Он потерял равновесие и упал бы, если бы его не поддержали. Судорога прошла по телу, он пытался устоять против обморока, беспамятства. Его отнесли в комнату, раздели, уложили в постель. Через несколько минут он крепко спал.
Внезапная слабость прошла быстро, и вскорости Цедвиц смог легко переписать продиктованное графом Остеном подробное письмо принцу.
Ближайшие дни протекли без всяких событий, однако в понедельник случилось странное происшествие. Вечером Цедвиц сидел за письменным столом — граф снова диктовал письма. Неожиданно, около семи, юнкер, доныне спокойный и веселый, повел себя непонятным образом. Отложил перо, взял снова, подпрыгнул на стуле, забегал по комнате, снова сел. На вопрос, что с ним, не ответил. Смятение нарастало с каждой минутой и приобрело, наконец, совсем нелепый характер. В половине восьмого юнкер объявил, что ему необходимо уйти. Граф Остен спросил, куда и зачем, Цедвиц не ответил — очевидно, сам не знал. Граф напомнил, что вечером они приглашены маркизом в оперу, — юнкер согласился, опять сел, но через минуту подскочил и снова забегал. Чивителла пришел за своими друзьями, и его поторапливания усилили возбуждение Цедвица. Куда он, собственно, рвался, он и сам не знал, твердил только о насущной необходимости. Когда он попытался выскочить за дверь, граф ее закрыл и сунул ключ в карман. Юнкер просил и умолял, но граф, которому все это казалось подозрительным, заупрямился. Около восьми Цедвиц подбежал к окну, распахнул и ринулся прочь. Друзья хотели его удержать. Цедвиц ухватился за выступ, повис и спрыгнул. Комната находилась на первом этаже, однако прыгун неловко приземлился и разбил лоб о мостовую. Кое-как поднялся и, хромая, заковылял по переулку без шляпы и плаща. Чивителла заметил внизу у ворот одного из своих людей и егеря Хагемайстера — он громко приказал им следовать за юнкером.
Когда граф и маркиз вернулись из оперы, кое-что выяснилось. Юнкер фон Цедвиц добрался до дома доктора Тойфельсдрока, оставался там более часа, после чего вернулся в гостиницу. Поранился он не очень серьезно, так как на обратном пути почти не хромал. По прибытии тотчас удалился в свою комнату.
Граф Остен застал его спящим и отложил расспросы до утра. Утром обнаружилось: молодой человек ровным образом ничего не знает о вечерних перипетиях. Он вспоминал сидение за письменным столом, затем внезапную усталость и сонливость — о своем смятении и поведении в последующие часы ничего сообщить не мог.
Граф долго обсуждал с маркизом этот странный случай. В результате настоятельно попросил юнкера без его, графа, ведома никуда из гостиницы не уходить. Когда они с маркизом возвратились вечером из театра, граф услышал вдруг свое имя, произнесенное надтреснутым старческим голосом. Он обернулся. Человечек, гримасничая, передал ему записку и удалился с характерным подскоком.
Записка гласила: «Господин граф, не пытайтесь дурацкими своими запретами перечеркивать мой приказ. Поймите, юнкер фон Цедвиц будет со всей тщательностью исполнять мои распоряжения, и никакая сила на земле не изменит сего. Доктор Тойфельсдрок».
Дома их ждала депеша от принца, который, судя по всему, был доволен и просил их без промедления вернуться в резиденцию. Чивителле надо было сделать кое-какие покупки, поэтому положили выехать через день ранним утром.
В последний момент пропал юнкер. Искали повсюду, — напрасно. Вся его поклажа была в наличии. Накануне вечером его видели егерь Хагемайстер и слуга маркиза — он запаковывал вещи. Постель нашли нетронутой. Чивителла решил отложить отъезд и заняться поисками. Но граф чувствовал, что казус как-то связан с доктором Тойфельсдроком, который задумал таким образом показать безграничную власть над юнкером. Уехали без Цедвица.
Когда они прибыли в резиденцию, у ворот парка их ожидали принц Александр и барон Фрайхарт. Дружески обнялись, и принц воскликнул:
— Вот это я называю пунктуальностью: за две минуты до назначенного срока!
— Назначенного срока? — изумился маркиз.
— Маркиз, — засмеялся принц, — вы же послали молодого Цедвица, чтобы известить о вашем прибытии.
Он взял маркиза под руку и они направились к дому. Граф и барон следовали поодаль.
— Так юнкер приехал? — спросил Остен.
— Еще вчера, — кивнул барон. — Скакал день и ночь. Принц чрезвычайно признателен и вам и ему за такое внимание.
— Внимание? — удивленно повторил Остен. — Что вы имеете в виду? Мы юнкера не посылали и ничего ему не поручали.
Он коротко рассказал об исчезновении молодого человека и предыдущих событиях.
Фрайхарт выслушал и сообщил:
— Юнкер прибыл утром и пожелал немедленно видеть принца, который как раз находился в моей комнате. Он известил о точном часе вашего приезда, сказал, что вы послали его заранее, дабы поскорее устроить сюрприз. Сам он ничего толком не знал. Это передали графу в гостинице с просьбой переслать принцу.
Тут он достал из кармана небольшой пакет. Принц открыл — из пакета выпал венецианский кружевной платок, помеченный именем «Вероника». Принц прижал к губам этот платок, струивший чудный аромат. «О, этот запах», — прошептал он. Потому-то он в таком прекрасном настроении. Принц, понятно, надеется услышать и о даме из Мурано, и об армянине.
Рождество прошло без всяких новостей. В Сильвестрову ночь доставили во дворец принца сообщение, которое могло иметь касательство к армянину или, по крайней мере, к его другу — мюнхенскому ученому. Маркиз Чивителла как в Венеции, так и в венецианском посольстве в Мюнхене просил разузнать все возможное о сих таинственных личностях. В этот вечер он получил письмо из Мюнхена. Принц и его близкие друзья — граф Остен, барон Фрайхарт и молодой Цедвиц — проводили время за дымящейся чашей пунша.
— Опаздываете, маркиз, — весело упрекнул его принц. — Что это у вас?
— Любопытная вещь, монсеньер. — Маркиз, улыбаясь, разворачивал письмо, пока юнкер наполнял его бокал. — Оказывается, наш вундердоктор не лишен чисто человеческого юмора и даже озорства. Тут приложен итальянский перевод — баварский диалект рукописи, честно говоря, превышает мои познания в немецком. Пусть барон Фрайхарт с вашего милостивого разрешения прочтет оригинал — это, клянусь, подходит к настроению в Сильвестрову ночь.
Принц согласился, и Чивителла выпил за его благополучие. Передавая рукопись барону, пояснил:
— Как должно быть известно вашему сиятельству, я не забросил свое маленькое расследование и
