Пардо шел задушевный разговор.
На крыше мельтешили люди, они забрасывали в гондолу коробки и ящики.
Поднимался ветер, кабинка раскачивалась на канатах. Под ее днищем зажглись закатным солнцем Индиговые холмы, швартовочные тросы удерживали воздушный шар. А потом они вдруг разом отцепились, и летательный аппарат взмыл в небо.
— Ты давай, рассказывай, — потребовал Эндрю. — Мне по сторонам глазеть недосуг.
— Пардо отчалил, — сказала Арабелла. — Высоту пока не набирает, просто летит по ветру… Сюда летит! Он пристегнут к канату.
Под исполинским оплетенным сетью шаром раскачивалась маленькая гондола. Удерживавшая его на канатном маршруте стропа была туго натянута. Вот шар поравнялся с кабинкой, и Арабелла инстинктивно съежилась, присела.
Но страхи, конечно, были излишни. Пролетая сверху, шар потянул их за собой, а потом был головокружительный миг: кабинка ухнула вниз и затряслась на канате. Но ролики не соскочили с несущего троса — все в порядке, можно спокойно продолжать путь.
Впереди отстегнулся уже ненужный ролик и полетел на далекую землю, а шар устремился вверх.
— И куда он дальше? — спросила Арабелла. — Это ж получается неуправляемый полет.
— Может, просто наудачу, а может, с попутным ветром к океану… Нет, погоди-ка! — Эндрю щурился, вглядываясь вдаль. — Кажется, понял. В Индиговых холмах есть старая аэролиния, с шарами на поводках. Нынче там пусто, а когда-то был карьер. Он, наверное, туда курс держит.
Было видно, как Пардо убирает стропу, а через некоторое время стравливает ее опять, уже с каким- то прыгающим грузом на конце.
— Видишь? — спросил Эндрю. — Это каретка, Пардо хочет надеть ее на трос. Ну, куда же его понесло?!
Слева налетел ветер, снес воздушный шар чуть в сторону. Пардо выбрал стропу наполовину, остаток качнул пару раз и отпустил. Мимо: каретка стукнулась о камни и потащилась за шаром. Воздухоплаватель терпеливо поднял ее, снова раскачал, сбросил… попал.
Надежно ухватившись за направляющий канат, шар поднабрал высоту и расправил «плавники», чтобы поймать ветер. Двойняшки следили, пока он не пересек холмы и не скрылся с глаз.
А миг спустя бело-фиолетовая молния пронзила небо. И хотя тучи были темны, это не походило на грозу.
Вот снова вспышка.
— Свет! — воскликнул Эндрю. — Прожектор Дульчи. Он поставил электрод. Все прочее уже было в сборе.
С неодинаковыми промежутками полыхнуло еще несколько раз, и ясно была видна пылающая дуга.
— Контакты барахлят? — предположила Арабелла.
— Контакты в порядке, — уверенно ответил Эндрю и похлопал по приобретенному светильнику. — Это азбука. Можно даже не читать, и так ясно. Старый сигнал канатчиков, его раньше по тросу отбивали: «Натяжение — максимум, давление — максимум, пива в кружке — максимум». Эх, жаль, нельзя ему тем же ответить. — И, набрав полные легкие воздуха, брат прокричал: — Прощай, Пардо! Счастливого пути!
Кабинка пошла под уклон, к близкому городу, и наступила ночь.
Перевел с английского Геннадий Корчагин
© Alexander Jablokov. The Day the Wires Came Down. 2011. Печатается с разрешения автора.
Повесть впервые опубликована в журнале «Azimov's SF» в 2011 году.
Майк Резник
Возвращение домой
Даже не знаю, что мучает меня сильнее: люмбаго или артрит. В какие-то дни больше донимает одно, в иные — другое. Сейчас научились излечивать рак и пересаживать любой внутренний орган, но это не значит, что человечество избавлено от страданий и боли. Ничего подобного. Старость, скажу я вам, занятие не для слабаков.
Помнится, я видел характерный сон. Во всяком случае, для меня. Я поднимался на крыльцо своего дома: в нем всего-то четыре ступени, но как только я добирался до третьей, невесть откуда появлялось еще шесть, я преодолевал их — добавлялось еще десять, и так до бесконечности. Вероятно, я бы еще долго по ним карабкался, если бы меня не разбудила эта тварь.
Она стояла у кровати и глядела на меня. Я пару раз моргнул, чтобы сфокусировать зрение, и тоже стал ее рассматривать в полной уверенности, что вижу продолжение сна.
У твари, примерно шести футов ростом, были серебристая с металлическим отливом кожа и красные фасеточные глаза, какие бывают у насекомых. Остроконечные, как у нетопыря, уши двигались независимо от головы и друг от друга; рот трубочкой, напоминающий хоботок, выдавался вперед на пару дюймов и выглядел так, словно годился лишь для всасывания жидкости, а тощие, без малейшего намека на мышцы, руки заканчивались неправдоподобно длинными и тонкими пальцами. Тварь была точь-в-точь то жуткое существо, что я уже много лет видел в своих ночных кошмарах.
Наконец она заговорила голосом, больше похожим на перезвон колокольчиков.
— Привет, па, — сказала тварь.
Тут я понял, что давно проснулся.
— Так вот на что ты стал похож, — с досадой проворчал я, садясь и спуская ноги на пол. — Ну, и какого дьявола тебе здесь нужно?
— Я тоже рад тебе, — парировал он.
— Ты не ответил на мой вопрос, — строго сказал я, нашаривая тапочки.
— Я узнал… естественно, не от тебя… что мама… И мне захотелось увидеть ее до того…
— А ты что-нибудь способен разглядеть этими своими штуками? — показал я на его фасетки.
— Лучше, чем ты.
Эка удивил! Теперь каждый видит лучше меня.
— Ну и как ты вошел? — спросил я, вставая. Печь, старая, как и я, развалина, давно остыла; в доме было холодно, и я надел халат.
— Ты не сменил пароль входной двери. — Он огляделся. — Да и стены с тех пор не красил.
— Замок должен был сканировать рисунок твоей сетчатки, проверить ДНК и так далее…
— Он все сделал. Просто мои параметры не изменились.
Я смерил его взглядом:
— Неужели?
Он хотел что-то сказать, но, видно, передумал. Вместо этого спросил:
— Как мама?
— День плохо, день и того хуже, — ответил я. — Прежней Джулией она становится два-три раза в неделю, да и то лишь на несколько минут. Она способна разговаривать и пока еще узнаёт меня, но… — Я помолчал. — Тебя она вряд ли узнает… Как, впрочем, и все, кто встречал тебя раньше.
— Давно она в таком состоянии?
— Примерно год.
— Ты должен был мне сообщить, — заметил он с обидой.
— С какой стати? — резко сказал я. — Ты не захотел оставаться ее сыном, вместо этого предпочел превратиться неизвестно во что.
