Королев приподнял голову:
– Очевидно, все о том же… О чем еще может думать человек, одержимый мечтой о полетах к звездам?
– Вы правы. Я думал о ленинградцах…
Королев тоже думал об увиденном. Ему было непонятно, почему ленинградцы ничего не говорили о жидкостных ракетах…
Да и двигатель, который они видели, казался ему больше похожим на горшок для испытания горючих смесей, чем на реактивный. Он был тяжел, громоздок, и трудно было представить себе ракету, для которой он предназначался. Чтобы не обидеть ленинградских коллег колючими вопросами и, памятуя, что ГДЛ – военная организация, Королев не стал тогда расспрашивать о ракетах, а теперь этот вопрос не давал ему покоя.
– Фридрих Артурович, что вы скажете о двигателе, который нам демонстрировали?
– В нем есть одно достоинство, – уклонился Цандер от прямого ответа, – он работает…
– Но этот слишком тяжел…
– Со временем они сделают его более компактным и легким.
– Возможно. Но…
– Нет, послушайте, – голос Цандера напрягся и слегка начал вибрировать, передавая волнение, – тут какое-то невероятное совпадение… Ленинградцы строят и испытывают двигатели и ракеты в Петропавловской крепости, там, где девяносто лет назад были заключены первомартовцы. В этих самых казематах, где родился первый проект реактивного снаряда. Что вы скажете?
– Да, это примечательно! – воскликнул Королев. – Примечательно и, по-моему, закономерно.
Глава четырнадцатая
1
В самом начале нового тридцать третьего года первая бригада ГИРДа начала практические работы по созданию жидкостной ракеты по проекту Цандера.
В двадцатых числах февраля, когда уже было видно, что работа во всех звеньях идет успешно, Цандер, по настоянию врачей, согласился поехать в Кисловодский санаторий. Проводить его на Курский вокзал пришла вся бригада, благо поезд отходил поздно вечером.
Приехал и Стрешнев (которому Цандер позвонил накануне), но, не будучи знакомым с гирдовцами, держался поодаль…
У вагона сгрудилось много народа, слышались шутки, смех. Цандер, как и большинство гирдовцев, был в коричневом кожаном пальто. Он выглядел усталым, постаревшим, но улыбался, шутил и, казалось, был счастлив.
Когда раздался второй звонок, он крепко пожал руки друзьям, поцеловал жену, детей и отыскал глазами Стрешнева, подошел к нему, крепко обнял:
– Прощай, Андрей. Я послал тебе книгу… Прощай! – и поднялся в тамбур вагона.
Все замахали руками, приветливо крича.
Цандер взглянул на часы и, быстро спустившись по лесенке, подбежал к детям.
– Прощайте, мои милые, я скоро вернусь! – Он поцеловал дочку, поднял на руки сынишку.
Раздался свисток кондуктора и резкий гудок паровоза.
– Будьте счастливы! Пишите! – крикнул Цандер и, целуя, опустил сынишку на панель, поднялся на площадку вагона и стал махать рукой, все удаляясь и удаляясь…
2
Дня через три, вернувшись с работы, Стрешнев увидел на своем столе большой пакет, в котором оказалась пахнувшая типографской краской книга Цандера: «Проблема полета при помощи реактивных аппаратов» и письмо,
«Милый, дорогой, старинный мой друг!
Случилось так, что я уезжаю в самый разгар работ над ракетой. Очень волнуюсь. К тому же прервал работу над книгой о реактивных двигателях и не успел закончить редактирование трудов Циолковского.
Однако и не ехать было невозможно: чувствую, что мой собственный «двигатель» резко снизил число оборотов и начинает работать с перебоями…
Дорогой Андрей, очень прошу тебя время от времени звонить по телефону 3-13-28 моему заместителю, старшему инженеру Листову. Тебя он знает. Справляйся, как идут дела, и пиши мне. Наши будут писать одни «ободрения», а тебе скажут правду. Если будут серьезные неудачи с ракетой – телеграфируй – я выеду немедля…
Если бы ты работал в ГИРДе, я бы уехал со спокойной душой, а теперь волнуюсь… Ребята хорошие, талантливые, но молодежь – опыта и мудрости еще мало…
Черкни свое впечатление о книге уже в Кисловодск – санаторий «Снежная гора».
Еду я с каким-то тяжелым чувством. Боюсь за ракету… и очень жаль детей… ведь с ними почти не виделся и опять – разлука… такая долгая…
Звони Листову. Пиши, как там дела.
Обнимаю крепко, крепко.
Стрешнев перечитал письмо, задумался.
«Фридрих боится, что без него не сделают ракету или сделают плохо. Я понимаю его: работает молодежь… Но мне переходить туда сейчас невозможно… Буду звонить, узнавать… Однако книга Фридриха все-таки вышла. Посмотрим…»
Стрешнев подвинул поближе настольную лампу и стал читать, глотая страницу за страницей…
3
В середине марта 1933 года выпал свежий пушистый снег. Группа гирдовцев, под началом инженера Комарова, несколько дней жила в деревне Нахабино, готовя и оборудуя испытательный стенд. Место было выбрано глухое, на поляне около леса…
В это время Королев, только поднявшийся после гриппа, сидел в своем кабинете за чертежами Цандера.
«Да, кажется, все продумано хорошо. Отсек для парашюта помещен в верхней части. Это обеспечит спуск ракеты на землю. Стабилизаторы обеспечат устойчивый, ровный полет… Вот только двигатель… Разовьет ли он на этот раз расчетную тягу, чтоб поднять тридцатикилограммовую ракету на проектную высоту?.. И что с испытаниями камеры? Уж третий день, как нет известий. Уж не случилось ли беды?»
В коридоре послышались голоса и гулкие шаги. «Не они ли?» – подумал Королев и встал.
В дверь постучали твердо, настойчиво:
– Да, да, войдите!
Ввалился Комаров, в полушубке, с заиндевелым воротником, в треухе, держа в руках что-то завернутое в мешковину.
– Здравствуйте, Сергей Павлович! Ну и мороз нынче… И метет…
За Комаровым, тоже в полушубке и валенках, вошел Дубосеков, снял треух, поздоровался.
– Ну, что, друзья? Мы так волновались… Почему так долго?
– Заносы…
Услышав голоса из соседней комнаты, пришли инженеры Ручкин и Листов.
– Ну-ну, не томите… Как испытания камеры?
Комаров, дуя на руки, развязал шнурок, бережно развернул камеру сгорания и положил на стол перед Королевым.
Все увидели на боку камеры яйцеобразное отверстие.
– Прогорела?.. да и основательно… – как бы сам с собой заговорил Королев, трогая пальцем прогар. – И сопло тоже на грани прогара… Нехорошо… Сколько секунд работала?
– Мало, Сергей Павлович, мало, – воскликнул Комаров. – Но зато так работала, что у нас дух захватило. Море огня! Море! Картина такая, что век не забудешь.
– Я представляю, товарищи, и очень рад, однако какова же тяга?
– Трудно определить, ведь прогар.
– Да, прогар… скверно. Уж который раз… Но ведь двигатель работал? Это – важно! Прогар мы устраним. Безусловно устраним.
