– Ежели не найдете – поможем! Я ужо загляну, – кивнул ямщик.
– Благодарствую.
Стрешнев попрощался с жандармом, пожал руку ямщику и, взяв свои немудреные пожитки, побрел на постоялый.
Ямщик, сняв шапку, долго глядел вслед.
Стрешнев шел посредине улицы по булыжнику – здесь было меньше грязи. Обогнув старинную церковь, обнесенную высокой чугунной оградой, он свернул направо и, увидев у перевязи лошадей, направился к длинному деревянному дому. Ворота были распахнуты, и во дворе тоже стояло несколько обозных подвод. Обойдя большую лужу, Стрешнев поднялся на крыльцо, вошел в просторную кухню, где за большим столом чаевничало с водкой до десятка мужиков. Огромный самовар пыхтел, из него валил пар. Вокруг стола тучами вились мухи.
– Здравствуйте, почтенные! – поздоровался Стрешнев.
– Милости просим! Здравствуйте! – хором ответили захмелевшие мужики.
– А хозяина нельзя видеть? – спросил гость.
Из другой комнаты вышел бородатый старик в жилете поверх рубахи.
– Я хозяин. Здравствуйте, ваше благородие. Ежели желание переночевать – милости прошу в горенку.
Взяв у Стрешнева вещи, он провел его в небольшую комнатку, где стояла железная кровать, стол, накрытый вышитой скатертью, и старинный комод.
– Вот, располагайтесь, ваше благородие, тут никто не обеспокоит.
– Благодарствую, – сказал Стрешнев и, сняв шинель, повесил ее на гвоздь у двери.
– Никак из Москвы? – поинтересовался хозяин.
– Из Санкт-Петербурга.
– Оченно приятно! Что изволите приказать: водки или чаю?
– Водку не употребляю, а вот что-нибудь закусить бы и чайку.
– Сейчас, сейчас… Это у нас живо… – заторопился хозяин.
Съев яичницу и напившись чаю, Стрешнев пошел искать квартиру. Опасаясь потерять в грязи кожаные калоши, он их привязал шнурками и по совету хозяина взял палку, чтобы отбиваться от собак.
Солнце опускалось за большой бор, город притих, притаился. Улицы были пустынны. Стрешнев присматривался к добротным домам с высокими глухими заборами и шатровыми воротами. Окна домов были закрыты наглухо, а иные и занавешены изнутри. Казалось, в них никто не живет.
Стрешнев подошел к темным дубовым воротам, постучал кованой щеколдой.
– Чево надоть? – спросили, приоткрыв окно из дома.
– Не будете ли сдавать квартиру?
– Хозяев нетути. Да и не сдают наши. Не было случая…
Стрешнев постучался в другой дом.
– Квартирантов не пущаем! – ответили сердито.
Обойдя более десятка домов, Стрешнев приуныл: отвечали односложно: «Хозяева уехали. Постояльцев не пускаем».
Вернувшись в свою горенку уже в сумерки, Стрешнев, не ужиная, лег в постель. Дорожная усталость дала себя знать – он тут же уснул…
Утром Стрешневу принесли завтрак из трактира и горячий маленький самовар. Позавтракав, он сел было за письмо к Лизе, но вошел хозяин.
– Вас, ваше благородие, Поликарп спрашивает.
– Какой Поликарп?
– А Поликарп Матвеич, то есть ямщик, с которым из Москвы ехали.
– А, ямщик… Спасибо!
Стрешнев оделся я поспешил к Поликарпу.
– Что, барин, не удалось вам ничего найти? – спросил ямщик, сняв шапку и кланяясь.
– Нет, не удалось. То хозяева уехали, то вовсе не сдают… Куда это все у вас поуезжали?
– Известное дело, барин, теперь страстная пора. У нас ведь здесь почитай все огородники. А землю нанимают под Москвой. Вот и выезжают туда на целое, стало быть, лето.
– Вот как! Я и не знал… Чего же здесь не держат огороды?
– Не расчет, барин. Овощи-то далеконько возить. До Москвы без малого сотня верст. А насчет фатеры вы не тужите. Я давеча был у бабушки Устиньи – она велела зайти. Старуха карахтерная, из раскола. Ну, да я ей сказал, что вы тоже пострадали от властей… Вот она и того – посочувствовала… Ежели, говорит, люди тихие, то можно и пустить. У вас, барин, велико ли семейство-то?
– Пока я один, а потом приедет невеста… жена.
– Так вдвоем с супружницей и будете проживать?
– Пока вдвоем.
– Это подходяще, – сказал Поликарп и повел Стрешнева по главной улице.
– Видите на углу пятистенок? Вот тут и живет бабушка Устинья.
– Что ж, это хорошо, близко, – обрадовался Стрешнев.
Подошли к шатровым, побуревшим от времени воротам. Поликарп приподнял железное витое кольцо, постучал. Дружно залаяли собаки. Слышно было, как приоткрылось оконце во дворе.
– Поликарп, ты, что ли? – спросил властный старушечий голос.
– Я, бабушка Устинья.
– Входи, дожидаюсь!
Засов, дернутый за веревку из дома, отодвинулся, и Поликарп, подняв за кольцо щеколду, распахнул калитку. Две лохматые собаки с лаем бросились к воротам.
– Цыц, окаянные! – зычно крикнула старуха, и собаки, поджав хвосты и потихоньку скуля, поплелись на свое место.
Двор был вымощен толстыми плахами, у крыльца лежало мельничное колесо. Вытерев ноги о рогожу, оба вошли на крыльцо, а потом в просторные сени, где пахло сухими травами: мятой, донником, полынью. Поликарп, распахнув дверь, вошел первым, перекрестился двумя перстами.
– Вот, бабушка Устинья, привел постояльца, о котором давеча говорил. Человек пострадал от царевых слуг и теперича должен проживать у нас в Боровске.
– Надолго ли вас, батюшка? – строго спросила высокая, прямая старуха в синем широкополом сарафане, в белой рубахе, повязанная черным платком, оглядывая гостя испытующим взором.
– На пять лет.
– А семья велика ли?
– Вдвоем с женой.
– Будете учительствовать?
– Да, наверное.
– Ну-к, что же. Вторую половину могу сдать, коли поглянется. Пойдемте посмотрим, – и сама пошла впереди гостей.
Из просторной кухни, где стояли широкие, крашенные охрой скамейки и скобленый стол, прошли за расписную занавеску у печки и вошли в небольшую комнатку, устланную домашними половиками, в которой целый угол занимали окрашенный в синий цвет большой киот с иконами старинного письма и укладка с древними книгами.
– Это молельня, – сурово сказала старуха, – сюда заходить не след. – Она распахнула белую дверь и ввела гостей в большую, светлую, очень чистую комнату, где пахло геранью. Обстановка была темная, мореного дуба, кустарной работы.
– Вот эта зала и вон та спаленка будут вашими. Вход отдельный, так что к нам касаться не будете… Глянется ли вам?
– Хорошие комнаты. Мне по душе.
– Тогда можете поселяться хоть сегодня. Пять целковых в месяц, и деньги вперед.
– Пожалуйста, это я хоть сейчас.
– Погодите. Наперед я хочу вам высказать. Перво-наперво, чтобы не курить в комнатах. Мы запаха
