выкрикивают разные нескромные предложения и пытаются выскочить на сцену. Но когда то же самое она делает перед докторами или адвокатами, те сидят как изваяния. Только иногда облизываются — так она утверждает! И я хочу спросить: чью реакцию следует считать здоровой — адвокатов или металлистов?
О том, что ВГ водит знакомство с самыми разными категориями дам, Элли знала давно. Его отношение к женщинам было достаточно прямолинейным и экстравагантным — сама Элли никогда не привлекала его интереса, это одновременно и радовало ее, и сердило, — так что любая могла отказать ему без малейшей неловкости. Многие соглашались. Но все-таки появление в этом кругу личностей, подобных Мире, было несколько неожиданным…
Утро они провели за анализом самых свежих данных. Послание не знало усталости и достигло теперь нового важного этапа. Радиоастрономы принимали уже чертежи с Веги. Их передавали тем же методом, что и иллюстрации в газету. На каждую картинку был наложен сетчатый растр. Число белых и черных точек в изображении равнялось произведению двух простых чисел. Снова простые числа. Диаграмм было много, они шли одна за другой, не перемежаясь текстом. Словно иллюстрации на кальке в конце толстого отчета. Когда они закончились, возобновился по-прежнему непонятный текст. Но уже из части диаграмм стало ясно, что ВГ и Архангельский оказались правы: Послание, пусть и частично, содержит инструкции и чертежи для сборки Машины. Каково ее назначение, понять было невозможно. Сегодня в Елисейском дворце на пленарном заседании Всемирного консорциума «Послание» Элли и ВГ должны были впервые ознакомить с некоторыми подробностями представителей других наций, входящих в консорциум. Тем не менее слухи о Машине уже циркулировали.
Во время ленча она делилась с ВГ подробностями своих переговоров с Ренкином и Джоссом. Он внимательно слушал, но вопросы не задавал. Словно она исповедовалась перед ним в каких-то порочных для ученого наклонностях, хотя, быть может, эти слова пробудили в нем некие ассоциации.
— Вы слыхали про известную артистку стриптиза по имени Мира? С тех пор как Вольфганг Паули открыл принцип исключения, сидя в Фоли-Бержер, я, будучи физиком, считал себя просто обязанным по возможности чаще посещать Париж. Хотя бы только из уважения к Паули. Но почему-то мне никогда не удавалось в собственном отечестве добиться разрешения на это у чиновников, прибегая к такому доводу. Вообще и я тоже не могу обойтись без определенного рода физических упражнений. Но в заведениях вроде того, где мы с Мирой познакомились, я лишь изучаю природу и жду озарения.
Тут описательные интонации его голоса сменились деловыми:
— Мира утверждает, что американские профессионалы сексуально угнетены, ощущают непрестанные сомнения и чувство вины.
— В самом деле? А как характеризует Мира русских профессионалов?
— Увы, из них она знакома только со мной. И, естественно, находится в полном восторге. Неплохо было бы завтра провести денек с Мирой.
— А все ваши будут на заседании консорциума, — мягко заметила Элли.
— Да, к моему счастью, там будете и вы, — хмуро бросил он.
— Вас что-то беспокоит, ВГ?
Ответил он, правда, не сразу, с легкой, совершенно не свойственной ему неуверенностью.
— Не беспокоит… пока просто волнует… Что, если в Послании содержится полное описание Машины? Надо ли нам изготовлять ее?
Продолжая говорить, Луначарский разлил остатки вина по бокалам.
— Даже если Послание начнется заново и мы сумеем прочесть его, удастся ли перевод? Знаете, что говорил Сервантес? Он утверждал: читать перевод — все равно, что рассматривать вышивку
— Не знаю, — медленно отвечала Элли, вспоминая, что сразу же после того, как были получены чертежи, дер Хиир начал интересоваться — возможно ли соорудить ее с учетом нынешнего уровня развития технологии и экономики. В этом отношении она ничем не могла ему помочь. Потом она припомнила, что последние несколько недель Кен казался ей очень занятым, иногда даже нервничал. Конечно, он отвечал за все это…
— Скажите, а доктор дер Хиир и мистер Китц остановились в том же отеле, что и вы?
— Нет, они остановились в посольстве.
Так было всегда. Природа советской экономики и необходимость закупать военные технологии, а не потребительские товары, ограничивали русских в твердой валюте. На Западе представителям Советов постоянно не хватало на карманные расходы. Им приходилось останавливаться во второразрядных и еще более худших отелях, даже в меблированных комнатах, тогда как их западные коллеги наслаждались относительной роскошью. Все это часто вызывало известные затруднения в отношениях ученых обеих стран. Оплата счета за такой скромный завтрак нимало не отяготила бы Элли, но была обременительна для ВГ, невзирая на его куда более высокое положение в советской научной иерархии. И теперь ВГ…
— ВГ, говорите прямо. Что вы хотите сказать? Что Кен и Майк Китц уже ухватились за это дело?
— Именно. Не правда ли, «прямо» — интересное слово: ни влево, ни вправо, а только вперед. И я опасаюсь, что в ближайшие дни мы будем свидетелями преждевременной дискуссии… сооружать ли нам то, что мы не имеем права сооружать. Политики считают, что ученые знают все. А на самом деле мы ничего не знаем. Подобная ситуация таит в себе опасность.
До нее наконец дошло, что ВГ считал себя персонально ответственным за раскрытие смысла Послания. И если дальнейшие работы завершатся полной неудачей, он не хотел быть даже косвенной причиной ее. Конечно, у него были и кое-какие менее личные мотивы.
— Вы хотите, чтобы я переговорила с Кеном?
— Если это удобно. Вы ведь часто встречаетесь, — непринужденно заметил он.
— ВГ, не ревнуйте! По-моему, вы заметили мои чувства к Кену, прежде чем я сама в них разобралась. Когда вы в последний раз гостили в «Аргусе», мы с Кеном уже пару месяцев в той или иной степени поддерживали отношения. Надеюсь, вы лично не против?
— Что вы, Элли? Я вам не отец и не ревнивый любовник. И желаю только огромного счастья. Просто я предвижу немало возможных неприятностей.
Он не стал пояснять, что имеет в виду.
Потом они вновь обратились к предварительной интерпретации некоторых диаграмм, покрывавших весь стол. Для разрядки переговорили о политике: о сомнениях Америки в пригодности принципов Манделы для разрешения конфликта в Южной Африке, о все расширяющейся словесной войне между Советским Союзом и Германской Демократической Республикой. Как всегда, и Эрроуэй, и Луначарский с наслаждением критиковали внешнюю политику собственных стран. Это было куда интереснее, чем критиковать чужую политику, даже если последнее сделать было проще. После привычных дебатов по поводу совместного участия в оплате чека Элли заметила, что ливень кончился, но еще падают редкие капли.
Вести о Послании с Веги уже успели добраться до последнего закоулка планеты. Люди, прежде не видавшие радиотелескопов и никогда не слыхавшие о простых числах, узнавали странную историю о гласе с небес, о необычных существах — не богах и не людях, — живущих где-то в ночном небе. Их дом — там, в небесах, его легко разглядеть даже при полной луне. И за неумолкающим остервенелым сектантским воем — теперь уже, очевидно, по всему свету — угадывались благоговение и изумление. Свершилось нечто важное, едва ли не чудотворное. И воздух был исполнен возможностей… ощущалось новое начало.
«Человечество поступает в высшую школу», — объявляла передовица одной американской газеты.
Во Вселенной оказались другие разумные существа. С ними можно было общаться. Скорее всего они
