– Нет, если при этом требуется врать.
– Но я же не прошу, чтобы ты делал это все время. Просто один разок слегка искази правду, чтобы оказать мне услугу. Просто сделай мне любезность, мне это очень нужно.
– Пенни, ты бьешь в барабан.
Она не знает, что я имею в виду, приходится объяснить.
Пенни пристально смотрит на меня и молчит. Покашливает. Хмурится.
– Ты хочешь сказать, что мою проблему легко разрешить?
– Конечно.
– Тогда скажи, – шепчет она.
– Перестань беспокоиться об этом, – говорю я. Она дергает головой, словно я предлагаю нечто чрезмерно трудное.
– Перестань беспокоиться, – повторяю я. – Пусть все идет своим чередом. Не все в нашей жизни сбывается. Лучше постарайся найти другую мечту, раз уж старая подвела.
– Это твой совет? – спрашивает она.
– Возможно, Бог уготовил для тебя нечто иное. Ты станешь ему сопротивляться или примешь с радостью?
– Ты ненавидишь меня? – снова спрашивает она. – Может, в этом все дело?
– Я ни к кому не испытываю ненависти.
– Когда ты смотришь на меня, кого ты видишь перед собой?
Я не знаю, что ответить, и тогда она выплескивает на меня все свои достижения в этой жизни, огромный список своих достоинств, как истинных, так и выдуманных. Несмотря на все это, она самая несчастная девочка на свете. Из всего услышанного я понимаю, что она может совершать добрые поступки, только если кто-то это видит. Мне становится жаль ее, и я пытаюсь взять ее за руку, но она слишком возбуждена и вырывает руку.
– Может деньги? – кричит она. – У меня совсем ничего не осталось, но клянусь, для тебя я что-нибудь добуду.
– Мне не нужны твои деньги.
– Ах так, тогда я знаю, что тебе нужно!
Она скидывает свой блейзер и отбрасывает в сторону. Сняв галстук, она хватается за блузку. Я пытаюсь остановить ее, но она не слушает меня, тогда я закрываю глаза. Она снова и снова повторяет, что знает, чего я хочу. Она говорит все громче и громче, она неистово предлагает мне секс, не испытывая ни малейшего желания.
– Я не желаю участвовать в твоем унижении, – заявляю я и ухожу.
Я слышу, как она в ярости опрокидывает скамейки. Слышу, как откалываются от них щепки. Она плачет. Это не рыдания, а прерывистое, придушенное всхлипывание. Мы ничем не можем помочь друг другу. Я жду, когда у нее пройдет вспышка ярости, и она успокоится. Когда она выходит из часовни, к моему счастью, она снова одета.
– Ты слишком верующий, – говорит она.
Повязка у нее на руке ослабла, и ей приходится затягивать ее зубами.
– Как хорошо быть верующим и воспитанным, когда я теряю все, что у меня было.
Она уходит, а я снова возвращаюсь в часовню, мой змей превратился в лохмотья, она затоптала его так, что теперь не починить.
– Господь снова и снова разбивает нам сердце, пока оно не откроется Ему, – бормочу я.
Я боюсь, что Пенни права. Возможно, я слишком сильно верую. Будь я чуть другим, она бы меня послушала. Если бы я говорил и думал, как она. Возможно, единственный путь достичь просветления – это полностью от него отказаться.
Авточистилка убирает мусор, а я стараюсь успокоиться и собираюсь с мыслями, пытаясь думать только о хорошем. Моя работа уничтожена, но у Шампань найдутся нужные материалы, чтобы сделать нового змея. Только не сейчас. У меня встреча с Томи во Внутреннем мире меньше чем через час. Я не хочу опаздывать.
– Хаджи?