– Это самый мудрый ход, – воскликнул он. – Я делаю, что хочу, а ты не доставляешь Вашти удовольствия.
– Действительно, серьезный ход. – Я нахмурился. – Не знаю, готов ли ты к такому шагу.
– Мне уже почти пятнадцать.
– Почти, но Европа очень далеко, и броситься туда, в этот бардак, к тому же совсем одному – не боишься, что это окажется для тебя чересчур?
– Конечно, не исключено. Но, папа, ты же не сделал ничего плохого – все сделал я один. А когда я решался, я уже знал, что на этот раз мне не удастся скрыться. Если бы мы поехали вместе, я как будто прятался бы за твою спину.
Его глаза горели решимостью, глаза человека, возлюбившего свободу. Его потребность твердо стоять на своих ногах тронула меня, лишила дара речи. Я начал думать, уж не слишком ли я опекал его все эти годы. Возможно, когда я присматривал за ним, на самом деле я сдерживал его развитие.
– Ты не должен сражаться за меня, – настаивал он. – В конце концов, мне пора самому заботиться о себе.
– Ты прав, – ответил я. – Раз ты хочешь ехать, поезжай. Я останусь здесь и прикрою тебя в случае необходимости. Только позови, и я приеду.
Он ухмыльнулся.
– Можешь не говорить, я и так знаю.
Я обнял его, а он обнял меня в ответ, я сказал ему, что горжусь им, и мои глаза затуманились.
– Только ничего не сожги, – сказал я, отпуская его.
Он рассмеялся, глядя мне в глаза, он принял мои слова за шутку, хотя в действительности я сказал это серьезно.
– Я не шучу.
– У тебя же есть огнетушитель, папа, забыл?
– И во всем слушайся Пандору.
– Ладно.
– Хорошо. Кто тебя любит?
– Ты, папа.
Дождь на улице прекратился, и, выйдя на улицу, мы вдохнули свежий холодный воздух. Я помог Пандоре заправить коптер, пока Деус запихивал свой рюкзак и чемодан в грузовой отсек.
– Я буду сдерживать Вашти, – заверила она меня. – Она и на меня злится из-за ГВР, так что из меня получится прекрасный буфер.
– Хорошо, потому что если она на него набросится… – начал я.
– Ты убьешь меня, – закончила она. – Понятно.
– Спасибо, Пан.
Я обнял ее.
– Сегодняшний день что-то изменил? – прошептала она.
– Я не знаю, – ответил я. – Возможно, чуть-чуть.
– Но мне не стоит строить иллюзий?
– Не исключено, что теперь мне приятнее будет видеть тебя здесь. Вот и все.
– И это только начало.
– И конец тоже, потому что я по-прежнему не доверяю тем двум крикливым ослицам, с которыми ты работаешь, а из-за этого мне чертовски трудно доверять тебе, пока ты за них держишься. Пошли их и их работу подальше. Я не собираюсь отвечать за их детей или за какую-нибудь всемирную общину, если им удастся ее создать. Я в этом участвовать не буду.
– Ты мог бы принести большую пользу, – возразила она. – У тебя куда больше влияния, чем ты думаешь. И что бы они о тебе ни думали, уверена, они тебя послушают. А если это не признак уважения, уж не знаю, что это может быть.
– Они уважают меня? И ты уверена, что они пользуются взаимностью?
Она вздохнула, она была уже готова сдаться.
– У меня есть для тебя кое-что. Не знаю, понравится ли, но когда я это делала, думала о тебе, – сказала она, протягивая мне крошечный диск без маркировки.
– Что это?
– Зависит от того, что ты с ним делаешь. Посмотри и узнаешь.
Я убрал подарок и попрощался. Трап поднялся. Загудели моторы. Я смотрел, как они улетают.
«Может быть, Деус и самостоятельная личность, – подумал я. – Но я словно лишился части себя самого».
Оказавшись внутри, я схватил ружье с транквилизатором и уселся рядом с дверью в конференц-зал. Часы показывали почти полночь. Я немного посидел, дожидаясь боя часов, от нечего делать я вертел в
