будут правы. Эта книга, нечто вроде гадкого утенка из сказки, позабавила меня больше всех остальных. Она до предела напичкана нравоучительными сентенциями такого рода: «Та страшная самоуверенность, которую порождает честолюбие». Или: «Малиграссы любили молодежь… Им действительно с молодежью было интересно. Интерес этот, как только представлялся случай, у каждого из них легко конкретизировался, вкус к молодости всегда сопровождался естественной нежной страстью к юной плоти». И откуда я выкопала эту интонацию циничной старухи? До сих пор не понимаю. Однако подобные безапелляционные изречения и фальшивая смелость под соусом мудрости выглядят чрезвычайно смешно, и я готова признать: чем беспорядочнее жизнь писателя, тем более склонен он к нравоучениям.
Серьезные критики – Руссо, Анрио, Камп, Кантер – независимо от их симпатии или антипатии ко мне отреагировали на книгу со свойственной им объективностью: «Мадемуазель Саган выводит на сцену (место действия – Париж и отдельные провинции) череду героев и героинь и „по косточкам“ разбирает характер их взаимоотношений на протяжении десяти глав объемом чуть более десятка страниц каждая. В этих 185 страницах практически невозможно разобраться, и их вполне хватило для того, чтобы превратить сюжет в противоречивую путаницу. Нельзя сказать, что герои совсем уж безынтересны, у них просто не хватает времени пробудить интерес к себе. Чтобы справиться с этой задачей, им понадобилось бы страниц пятьсот».
«Разумеется, мы желаем скорейшего выздоровления мадемуазель Саган, но вернется ли она к нам в качестве истинного писателя или останется блестящей литературной дебютанткой? Такой вопрос, естественно, возникает. Ей удалось написать два интересных и местами волнующих романа в неподражаемом стиле, и мы поверили в чудо. Но третья попытка вызывает у нас тревогу. „Через месяц, через год“… Сумеет ли автор избежать легковесности в будущем, вот что нас интересует».
В газетах появлялись материалы и похлеще. Поэтому я решила читать только хвалебные отзывы, но это оказалось делом затруднительным. А при моем любопытстве и редкости последних – даже невозможным. И все же кое-что в предыдущих статьях, в письмах читателей подсказывало мне, что я была писателем, и настоящим. Но более всего в этом убеждало странное, захватывающее и безудержное счастье писать и быть прочитанной, этого-то никто не мог у меня отнять!
Поддержка со стороны моего тогдашнего супруга, споры с ним во многом помогли мне. В конце концов, он был издателем и при этом никогда не пытался влиять на меня. Во всяком случае, не в Сен-Тропе, где мы, приехавшие каждый со своим партнером, встречались тайком в укромных местечках, предоставляемых нам смирившимися с ситуацией друзьями. Дворики, маленькие улочки, быстрые объятия в ночных кабачках или на пляжах, служивших нам укрытием… Хотя перед лицом Закона мы все еще оставались супругами, и любовнику я изменяла с мужем. Происходящее напоминало пьесу Ануя, но не такую увлекательную, как у него, и скорее жестокую, нежели забавную. На террасе кафе в Гассене, прижавшись в Жану-Полю, который нравился мне, как и многим другим женщинам, я постепенно забыла Ги. Но Сен-Тропе превращался в ад. Магазины, бары, торговцы – всего этого становилось слишком много, и если в июне здесь еще можно было жить, в июле – уже нет.
«Любите ли вы Брамса?»
В компании друзей я совершила поездку в Нормандию, где хотела снять дом на следующий месяц. Выбирать пришлось между большим обветшалым и уединенным домом, окруженным полями и рощами, и комфортабельной виллой на пляже, оснащенной современным оборудованием. Разумеется, выбор пал на первый вариант. Я уже неоднократно, раз двадцать, наверное, рассказывала, как в последний день перед наймом дома выиграла его в карты. Он до сих пор принадлежит мне, это единственная реальная собственность, которой я владею на земле (так же, как «Мерседесом» семнадцатилетней давности); и несмотря на бесчисленные залоговые обязательства, которые мне достались вместе с домом и до сих пор еще не погашены, я очень надеюсь дожить до конца дней, не потеряв его.[2]
Так на чем же я остановилась? Судя по хронологическому перечню моих книг, представленному на авантитуле моего последнего романа, мы добрались до «
«На этот раз мадам Саган, судя по всему, услышала наши упреки. Книга „
«Прелесть этой книги объясняется тем, что сюжет строится вокруг трех персонажей, заставляющих друг друга страдать, но не теряющих обаяния. И хотя возраст Поль, об этом уже было сказано, представлен в романе как обстоятельство, чреватое неизбежной катастрофой (при том, что терзания героини могли бы показаться несовременными даже самой мадам Саган), хотя страсть, поражающая героев, как гром небесный, – вещь сегодня редкая, а Роже с его романами-однодневками наводит скуку, само описание героев – абсолютно классическое и вместе с тем захватывающее. Короче говоря, мадам Саган рассказывает нам об одиночестве в любви с искренностью и целомудрием, которыми пренебрегает большинство ее собратьев по перу. А мы этими качествами восхищаемся».
Неудача романа «
Помню, как однажды в Гассене под вечер или после бурной ночи я проснулась – голова на столе, волосы свисают на глаза, так что в первую секунду не могла даже понять, кто я такая. И мне пришлось читать и перечитывать последнюю страницу рукописи, чтобы добраться до слова «Конец». Я поднялась, затем присела на ступеньку. Рядом не оказалось никого, с кем можно было поделиться моим счастьем, и, чтобы утешиться, я стала смотреть на виноградники и безлюдную площадку для игры в шары; а где-то вдали – совсем серое, уже сбросившее свой повседневный синий наряд – море. Его мне как раз и не хватало, но до моря было слишком далеко, чтобы я могла слышать ритмичное и радостное его дыхание, подобное урчанию огромного кота, лижущего своим шершавым языком песок на пляже. Друзья куда-то разошлись, оставив меня одну, – я успела лишь сказать им, изобразив из себя вдохновенный, но опечаленный неизбежным одиночеством «синий чулок»: «Предстоящее вам освежающее купанье очень соблазнительно, но я подошла к самому концу книги. Сегодня вечером она наверняка будет завершена». – «Ах, ах! – ответили мне. – Не так уж и быстро ты ее написала! Верно? Я даже подумал, не отказалась ли ты от своих прелестных коротких романов ради длинной и нудной трилогии…» – «Нет, будьте спокойны, – ответила я сухо. – Чтение моей книги займет не более полутора часов вашего времени». Короче, я почувствовала себя очень одинокой, один на один со своим ненужным талантом и ежедневными усилиями заработать на жизнь себе и нескольким бездушным эгоистам. У меня даже слезы навернулись на глаза, когда я описывала для вас такую свою судьбу, а ведь некоторые читатели так завидуют мне! Если бы они видели, как я, проработав три или шесть месяцев над книгой, пишу слово «Конец», и это абсолютно неинтересно, безразлично моим лучшим друзьям… Да, воистину «слава – это сверкающий траур по счастью», как писал… кто же это написал? Мадам де Сталь или Шатобриан?
Во всяком случае, если призадуматься, то вовсе не слава угнетала меня, а скорее работа, которой она требовала… и если мои друзья казались безразличными, почти жестокими, значит, им надо было за что-то
