учителями…
Иоганн сжал губы.
– Хорошо, – процедил он, сдерживая ярость. – Мы пришли сюда с миром… Согласен ли ты, приняв наши условия, заключить с нами союз?
– Скажу от сердца, – ответил Георгий, – я никогда не собирался враждовать ни с тобой, ни с кем-либо другим. Но… О каких условиях ты говоришь?
– Условия, которые помогут тебе отплатить добром за добро людям, заботящимся о твоем благе, быть может, больше, чем ты того заслуживаешь.
Георгий тихо спросил:
– Каковы эти условия?
– Известно ли тебе, что в недалеком будущем предстоит большой диспут? – спросил Иоганн.
– Да, – ответил Георгий. – Мне известно также, что пан ректор рекомендовал поставить на этом диспуте весьма важные научные вопросы.
– И, главное, – добавил Иоганн, заметно оживляясь, – рассказать о тщетном старании некоторых подвергнуть сомнениям канонические авторитеты. И вот один из лучших питомцев университета, не блещущий знатностью рода, сын простого русского купца, еще недавно пребывавший в заблуждениях схизмы, ныне вступающий в лоно святой апостольской церкви, должен будет выступить на этом диспуте и рассказать о пагубных идеях, проповедуемых на тайных собраниях…
Георгий сделал движение.
– Молчи! – остановил его немец. – Мы знаем все. Глоговский и Коперник должны быть преданы церковному суду. Своей речью на диспуте ты можешь оказать нам помощь в этом.
– Нет! – воскликнул Георгий. – Как смел ты предложить мне это? Я глубоко почитаю этих великих ученых. И не я один!..
– Того требует святая церковь, – перебил его Иоганн, – рыцарем которой мы помогаем тебе стать.
– Не рыцарем церкви, а проповедником науки вижу я себя в будущем. Я принес клятву служить моему народу и…
– Твой народ… – прервал его Иоганн с презрительной усмешкой, – рабы, которым нужны не слуги, а господа. Ты можешь стать господином его. Мы дадим тебе власть и силу. Мы сделаем тебя боярином, князем.
– Замолчи, Иоганн фон Рейхенберг! – угрожающе сказал Георгий. – Ты пришел за миром, который хуже войны. Все ли сказал ты?
– Да, – ответил Иоганн после продолжительной паузы. – Я сказал слишком много для тебя, хлоп… – Немец сделал знак своим спутникам.
Рослый длинноносый студент распахнул плащ и поднял распятие. Георгий увидел под плащом ножны кинжала.
– Клянись, – грозно сказал длинноносый, – что все слышанное тобой останется тайной! Что ни родным, ни близким ты не откроешь нашего разговора, что не помыслишь восстать против церкви нашей и ее слуг. Иначе…
– Иначе? – спросил Георгий, оглядывая обступивших его студентов.
Георгий стоял один против троих, полуголый, сжимая единственное оружие, попавшееся ему под руку, – свое мокрое платье. Двое спутников Иоганна медленно заходили ему за спину. Немец стоял прямо против него.
– Перекрестись и произнеси клятву, – прошептал Рейхенберг.
Лицо немца было совсем близко. Стоило только взмахнуть рукой… Что напомнило ему это выражение лица? Эти серые, холодные глаза… Тонкие поджатые губы… Острый с хищным изгибом нос…
– Крестись, и мы простим тебе твои заблуждения…
«А-а!.. Дорога у Бреста… Нарядная охотничья кавалькада… Крестьяне, выпускающие зайцев из мешков… Крики „угу… угу“».
– Или ты примешь наше проклятие и нигде не скроешься от нашего гнева!
«…Хриплый лай собак. Бледное лицо всадника… Опрокинувшийся на спину крестьянин… Кровь на траве… Испуганные односельчане, торопливо уволакивающие тело в кусты… Да, то самое лицо! Тот же взгляд!»
– Делай свой выбор…
Георгий взмахнул рукой и хлестнул по лицу немца. Иоганн отскочил к стене. Двое других отбросили плащи. Но в это время распахнулась дверь.
– Крещение состоялось! – весело крикнул Николай Кривуш, входя в комнату вместе с бледным и возбужденным Вацлавом. Кривуш насмешливо поклонился Рейхенбергу: – Виншую[25] пана Яна. И прошу к столу, по старому нашему обычаю.
Вытирая мокрое лицо, Рейхенберг направился к двери. За ним последовали его спутники. Вацлав стоял, сжав кулаки, пока не вышли все трое.
Георгий все еще продолжал держать мокрую одежду, с которой стекала на пол вода. Его мышцы мелко дрожали.
– Опусти свое паникадило. – Кривуш обнял друга. – Можешь ничего не объяснять. Все ясно! – И, притянув к себе Георгия, он крепко поцеловал его в лоб.
Как ни уверяли Георгия друзья, что стычка лишь укрепит его популярность в университете, ибо немца не
